Она всё реже вставала на ноги без его помощи. Всё чаще одной его руки не хватало, чтобы опереться. А он шутил: «Мы в молодости не обнимались столько, как сейчас». Как-то, отложив книгу, она сказала: «Вот эзотерик пишет: если ты стоишь, ты не стоишь, а падаешь. Если ты идёшь, ты двигаешься в пространстве и времени. А если оторваться от земли, ты летаешь… Знаешь, я хотела бы ещё полетать».
Он сдержанно улыбнулся…
— «Хочу качели», — тихо сказала она.
«Хорошо. Куплю кресло-качалку.»
— «Нет», — сказала она, — «хочу настоящие качели. Как в детстве.»
Она все ещё умеет удивлять. И ему нужны были хлопоты, чтобы развеять грустные мысли.
Когда на улице стало тепло, он выводил её на крыльцо и сажал на удобное сиденье качели. Раскачивал и приговаривал: «Кроме всего, это ещё и руки тренирует». Ему нравилось, что жена проводит несколько часов на свежем воздухе, а он может работать в кабинете с открытым окном.
Со временем качели стали скрипеть. «Может её чем-нибудь смазать», — сказала она. «Тебе, музыканту, наверное, слух режет.»
«Нет, наоборот. Я слышу этот слабый скрип и знаю, что ты рядом. Это по-своему вдохновляет.»
А в скрипе качели и, правда, было живое… Простая музыка для грустного сердца.
… Потом, после похорон, звуков стало совсем мало. Они либо замерли в осиротелом доме, либо смешивались в депрессивную какофонию. Эти звуки одиночества он слышал своей кожей. Время и пространство слились в одно целое. Ни во что.
И вдруг отозвались качели. Плача сердцем, он выглянул в окно. Птицы! Поставил кашу остыть и забыл о ней. Птицы прыгали на качелях, раскачивали её и она скрипела. С тех пор он каждый день кормил их крошками или семечками и слушал звуки живого клёна. Теперь он был не один.
Дочка и внучка приехали на каникулы. Малышке сразу понравились качели. Садилась с книгой, с планшетом или телефоном и раскачивала… «Папа, ты бы смазал эти качели», — сказала как-то дочь — потому что скрипит, действует на нервы"…
— «Мама, это музыка дерева», — сказала внучка. — «Правда, дедушка?»
Он содрогнулся. Те же слова и тот же голос… До боли знакомый, такой родной голос — пронзался сквозь время и пространство. Созданный мудрой природой, этот голос цеплялся к нему с тех же качелей и вплёлся в тот же заветный скрип. Раскачал в душе волной забытое тепло.
«Истина» — твердо ответил, чтобы голос не задрожал. «Всё, что звучит — это музыка.»