И в отчаянье горьком, как правило, любят не тех,
И лелят сей бред, и баюкают, чтоб не помнить,
И лукавят порой, что был вкусным ее обед,
И что он- молодец, не мужчина, почти полковник.
Он на кухне сидит, до рассвета не гасит свет
И листает альбом, где минувшее скатерть стелет,
Он ей тихо прошепчет «Я дома, родная, привет»
И рукой поведет и очки в второпях наденет.
У него там не боль, там расстрелянный белый клин
Из несбывшихся снов и зловещих ее пророчеств
И, конечно, болит, когда вдруг остаешься один,
И, конечно, тошнит от вранья, что ничком между строчек.
Да, возможно, так проще, чтоб обман как громоотвод
От разрыва внутри -в одиночестве б не подохнуть.
Где судьба, что пустырь, где ты путник и нищеброд
Пьешь с кривого лица, чтобы в горле не пересохло.
И в отчаянье горьком, как правило, врут себе,
Что она хороша и он тоже вполне достойный,
Только где-то внутри, на табличке, что на столбе
Стоит дата, где ты уже год как покойник…