ты берёшь меня за руку и начинается лето:
то, где клевера кисти щекочут ладони и ноги,
с ветром дети играют, а им улыбаются боги,
то, где плечи для солнца и ласк так желанно раздеты…
ты ожоги моих поражений считаешь губами,
и снимаешь, как бусы с меня все пустые обеты,
ты берёшь меня за руку и начинается лето,
лето — то, что однажды случится и сбудется с нами…

берегли от всех любовь, прятали, —
всё боялись — налетят вороны…
судьбы битые свои, ратуя,
разделили на двоих поровну.
в лён волос вплели метель белую,
в стук сердец — дороги нить длинную,
стали — как одно целое,
перестали стыть половинами.
разбавляли счастья синь грозами,
не сдавались в плен времени,
поднимались из зимы вёснами
и друг другу, как себе — верили.

дышать туманами
рек
иван-чайными,
жечь сердце рваное
свечой
венчальною.
в июньской радости —
забвение прячется,
а ночью в августе
так горько
плачется…

разреши мне побыть твоей Ксенией, мой Петербург… я так долго моталась без прошлого, денег и планов, обними меня холодом стен, густотою туманов, обогрей свои серые камни теплом этих рук. ветер в городе так же, как ветер в моей голове, распахнул в мир порывом огромные старые рамы. я идти по твоим адресам никогда не устану, вечерами купая своё отражение в Неве. разреши мне побыть твоей Ксенией, город дождей, слушать сердце безмолвно, смотреть на каналов артерии. я совсем потерялась среди бесконечных неверий и, склонив не колени, но душу, люблю тебя только сильней.

снова ладони греют теплом штурвал
и крики чаек, как иглы, пронзают слух,
я слишком долго до десяти считал,
всё предсказуемо было ещё до двух.

ветер запутал волосы, и шум волн
вторит дыханию с силой и красотой.
вот остаётся в памяти старый дом,
вот разбивается горе-печаль кормой.

снова на коже соль, а под кожей — шторм,
я причащаюсь свободой волн до зари,
в небе большом звёзд, кажется, миллион…
ночью они наполнят глаза мои.