Листья желтые не сминая, легче сойки, нежнее лани,
кругом ходит босая Айя по уютной лесной поляне.
Светляки в глухомани бора: теплым светятся дупла, гроты.
Сетка улиц — ветвей дубовых — рада беличьему народу.
Осень — царственная осанка, ветра клич журавлино-гулок…
Кабанята играют в салки: был тупик, а теперь проулок.
Мишка в озере рыбу удит… Здесь — довольны, а не угрюмы,
под звериною шкурой — люди, отложили дела и думы,
позабыв, где тоска глухая, и раздоры упрятав в ножны…
Щедрым танцем зовет их Айя: отдохните, пока возможно.
Вьется, кружит с осенним пылом, след едва оставляет Айя —
ей плясать до морозной пыли; в зиму сменит ее другая.
Корню, кочке не мерзнуть всуе: палый лист заметет порошей…
Так четыре сестры танцуют, чтобы лес не скучал, заброшен.
На четыре сезона танец, переливчат и сладко-горек.
Лес гостям открывает тайны, лес — он тоже немножко город.
В нем свои этажи, витрины, и права, и, увы, препоны —
не умея наполовину, он живет каждый миг по полной.
…Мой бельчонок, пушись, рыжея; лес поможет, направит чутко;
он зимой колорита гжели, а сейчас — хохломское чудо.
Ты к зиме поменяешь шубку, линька — словно мазнут побелкой.
Людям чужды такие шутки, да ведь мы-то на деле белки!
Нам работать, скучать в трамваях, ну, а к ночи — в дупле гнездиться.
…Где-то пляшет босая Айя, но не в теплых тонах, а льдистых.