Ведьма ужасно не любит кленовый джаз,
слишком уж много с собой он несёт историй.
Слышится в нём, как шумит штормовое море
с запахом дыма, цвета забытых глаз.

Так беззаботно, прекрасно любить весну,
где цвет сирени, где сны прорастают мхами.
А те, кто прячет золото под холмами,
с чистою совестью могут тогда уснуть,

чтобы проснуться в падающих дождях,
мёдом начистить ржавые саксофоны,
выглянуть в небосвод — он такой бездонный!
И растревожить память о прошлых днях.

Ведьма ужасно не любит всю эту грусть,
ей проще сжечь мосты и захлопнуть двери.
Но её тянет в лес, где живут фаэри,
хоть сотню раз повторяла, что «не вернусь».

Фейское золото светится у корней,
шепчутся в паутинах паучьи дети.
Между гнилых грибов и ажурных веток
ведьма идёт на ощупь тропой теней.

Тот-Кто-Живёт-В-Холмах не берёт монет.
Плата ему — туман и вороньи души.
Если сумеешь, можешь его послушать,
но не узнаешь точно — был или нет.

Медленно кружатся осени семена
на крыши маленьких старых кирпичных зданий.
Ведьма не знает, жива ли печаль и память.
Ведьма не помнит, жива ли ещё сама.

Музыка терпким ветром щекочет кожу,
белые шрамы от призрачного меча.
Если ты слышишь джаз — это есть сейчас.
Если ты чуешь грусть — это правда тоже.

Горьких рябиновых ягод витая нить.
В каждой из бусин скрыты свои рассказы.
О ливнях октября, об апрельских сказках,
всё, что имеет право под сердцем жить.

Фейский огонь — это память в груди и танец,
отблеск всех тех огней, что дарили свет.
Пусть был когда-то не услышан ответ,
пусть что-то навсегда превратилось в тайну,

но он горит, как рыжеет кленовый лист,
как в предзакатный час золотятся волны.
Ведьма молчит. Что время своевольно,
знает она и старый саксофонист.

Вечно не гаснет в этих холмах свеча.
И от неё тепло — это есть сейчас.
Падает под ноги мокрый кленовый джаз.
Пусть он звучит для меня. Для тебя.
Для нас.