Над крышами — труды небесных прях. Такая осень, музыка такая. Довольно деликатно намекает случайный зонт, забытый второпях, что скоро холода возьмут реванш. Давай уже, держись поближе к дому. Берёза тяготеет к золотому, шиповник выбирает цвет «оранж». Закат предпочитает розоветь. При этом эстетическом экстазе, поправ причинно-следственные связи, Мамашу Дебби выгнали из ведьм.
Всё началось с того, что началось. В одном прекрасном женском коллективе консенсус был возможен в перспективе, но ведьмы видят каждого насквозь. И у кого-то круче лапсердак, а у кого-то зелье приворотней и у метлы тариф междугородней. Ты только не кивай — у нас не так. И вот на шабаш нужного числа Мамаша Дебби въехала на хряке. Кривая Берта рухнула с коряги, Старуха Полли к полу приросла. Мамаша кисло улыбнулась, но улыбка ничего не обещала. Известно же — с подобными вещами поаккуратней надо бы. Давно, когда Мамаша Дебби вместо брюк носила кружевные панталоны, улыбка расщепила две колонны и превратила стражника в урюк. Обратно — тоже. Пьяница и вор, он завязал, к святым его причисли. Зато не мог отделаться от Мысли, а Мысль, что логично, от него.
Под небом — даже тени прощелыг посвящены отсутствию печали. Тем временем, на шабаше кричали: сама ты рыло. Сами вы шашлык. В итоге: ни «прости», ни «извини». Грызня да перепалка рядовая. У нас же здесь такого не бывает. Они-то ведьмы, мы-то не они. Мамаша Дерби до чужих икот шипела: нет, отсюда я не стронусь. У каждой ворожеи — свой патронус. И если приглядеться — это кот. Возможно, заколдованный монарх какой-нибудь династии Тюдоров. Но в дело шёл салат из помидоров, не разбираясь в рангах и чинах. Хоть не топор. Спасибо, не весло (мамаша виртуозно им владеет). В четверг депешу принесли халдеи: мамаша Дебби — ты плохое зло. Ты самая химера из химер. Позорище волшебной лиги наций. А нет бы сесть, поговорить, обняться, как мы вон поступаем, например.
И волки выли, так и не узнав, где прячется последний поросёнок, любимец деревенских амазонок, скептически настроенный Наф-Наф.