— Тебя в детстве часто в макушку целовали, поэтому ты такой умный, — неожиданно выдала свое аналитическое заключение соседская Райка.
— Мне это моя бабушка рассказала, — уверенно добавила она. Совсем недавно девчонке исполнилось четыре года, а мне тогда было пока еще только три. Часть года, таким вот образом, она оказывалась всегда старше меня и все это время страшно задавалась.
По правде говоря, в действительности меня таки многие часто называли и называют:
— А клигер ингалы (умный мальчик, идиш), а бабушка Рива, мама Клара и Роза действительно любили целовать меня в макушку.
— Шмект (Пахнет, идиш), — приговаривали они, глубоко и с видимым наслаждением вдыхая. Наверное в самом деле пахло приятно. Мама говорила, что даже лучше, чем самые дорогие духи «Красная Москва», что торжественно украшали тумбочку в комнате у Розы.
Тетя была на два года младше бабушки Ривы и родилась в далеком 1912-м. Раз сейчас 1958-й, то ей уже исполнилось тогда все сорок шесть. «Красную Москву» ей вручили за то, что она успела смастерить платье соседке Басе как раз к свадьбе ее дочери. Материал из посылки прибыл из Америки всего за неделю до торжества, и надежд успеть не было ни у кого. Моя тетя совсем не спала пару ночей, но к сроку управилась. Платье получилось на славу, а Роза заслужила невиданные в Сокирянах духи и почетное место на свадьбе, где рядом с женихом и невестой сидели только самые ближайшие родственники.
— Роза, а Роза! Ты наверное скоро умрешь. Ты же уже очень старая, — как-то заявил я, подсчитав ее возраст. Это я сделал напрасно.
— Не дай Б-г! — вскрикнула дорогая Тетя. Она очень-очень оказалась недовольна и испугана моими рассуждениями. — Кто тогда, если я умру, будет тебе шить рубашечки и штанишки? — возмутилась она.
Действительно, Роза, много и красиво работая иглой, ниткой и машинкой «Зингер», обшивала всю нашу семью и многих-многих сокирянских модниц. Роза точно была полностью права. Умирать ей совсем даже не надо. Попрошу-ка свою личную волшебную палочку, которую спрятал в кустах парка Шевченко. Пусть, раз такое дело, и Роза тоже живет себе вечно.
О себе, маме, папе и Ривке я уже давно попросил, а про Розу, про нее позабыл. Волшебная палочка, восприняв мою просьбу, понятливо тайно блеснула в кустах, показав, что очередное пожелание было усвоено ею к самому неукоснительному исполнению.
— А что? — вспомнив видимо и свое детство, произнес как-то Нукзар Квашилава, мой приятель по Московской аспирантуре, — макушка-то вполне может быть самым настоящим терминалом по приему особых излучений любви, которые исходят от любящих родственников. Эти воздействия несомненно и приводят к стимуляции развития многих ценных способностей!
— Залюбленный мальчишка! Как настоящий пушистый кот. Просто очень любишь, когда тебя нежат, — прокомментировала мои слова в студенчестве моя подружка, целуя меня, в те далекие, но славные времена, целуя много и куда попало. Она пользовалась то очередями мелких возбуждающих касаний, то вдумчиво и сосредоточившись, формировала на теле целую серию засосов, приговаривая, что пусть-пусть все потенциальные конкурентки теперь видят, что ее юноша плотно-преплотно занят…
Компьютерщик Володя уже в теперешние времена ухмыляется, но безапелляционно заявляет, что поцелуй в макушку активизирует перекачку самой важной и ценной информации из души целующего в операционную систему ребёнка. Наверное в чем-то прав и он.
Как и мои бабушки, я всегда любил, да и теперь обожаю зацеловывать макушки своих детей и внуков. Вдыхая волшебный аромат, всегда произношу заветное:
— «Ах!» Детки, после этого, часто и довольно прищурившись, улыбались, а я бережно и нежно прижимал к себе дорогого ребеночка, ощущая всем своим естеством простое и незамысловатое, невероятное и бесконечное счастье…