Философия жизни.

«Про стиха творение. И не только».

У меня важная, но всё же скромная миссия — успеть: разобрать, растолковать самому себе, зафиксировать, записать — предать бумажному обличию — ту недовнятность, что как-то откуда-то время от времени вдруг прошёптывается, еле-еле слышимо, иносказательно, а иной раз, промелькнув всполохом, сквозь глухой неудержимый неодержимый сон ли, гуд ли, забитой-загнетённой, словно кадушка с квашеной капустой, до краёв упорства окон и дверей маршрутки, посредь собственного, к самому себе обращённого, монолога ли иль внутреннего полилога на важно-бросовые темы.

Тягуче карабкаясь то на одни, то на другие кряжи, вздыбленные моей же собственной природной ленью, прикрытые ею и от меня, и для меня моей же антенатальной, наречистой, словоблудной размазнёй, для оправдания мною себя перед самим же собой, что, мол, её, моей лени, нет и в помине, а всё дело в наличествовании многих иных высоковажных первозадачностей и множества неотложных бытовых сверхнадобностей, в решении и выполнении которых меня никто не сможет ни заменить, ни подменить, иногда удаётся хоть что-нибудь обумажить.

А когда оное случается, то я как несушка-наседка квохчу над своими чадами: и жалую, и ласкаю их, и подтыкаю одеяльца, и поправляю подушечки, и кормлю-закармливаю, и меняю пелёнки-одежонки. Ведь теперь главное — не переусердствовать и не свалиться в графоманское болото, не утонуть в краснобайстве.

И вот теперича, как нельзя кстати, на выручку приходит ОНА — врождённая лень. Она-то и не даёт разбодяжить, растворить, разбыдлячить в потугах извлечённую на свет и твёрдую основу мысль; не позволяет окунуть эту уловленную мимолётность в многословесную муть, превратив её первородность, первозданную свежесть в набор замусоленных банальностей и жуть «литературных текстов».