Я сам дальтоником назваться был готов,
Когда средь радуг, под слепым дождём горящих,
Узнал не радужной октавы семь цветов,
А сонмы ангелов, на землю нисходящих.
Я на колени встал и тихо, как умел,
Шептал молитву, неизвестную доселе,
С обличьем бледным и белеющим, как мел,
На фоне крыльев разноцветной карусели.
И жизнь без радуг мне увиделась, как склеп,
Когда играл арфист, сошедший ангел, скерцо.
А дождь был чист и безнадёжно глух и слеп,
И почему-то это радовало сердце.
Тускнели краски и впотьмах рождался стих.
Я ждал поэмы — той, которой нет дороже…
И всё, что я сумел произнести,
Забыв былое красноречие: «О, Боже!..»