Шлема страдал вместе с Яковом Давидовичем. Он, не задумываясь, принял бы на себя всю боль хозяина, но тот не позволял даже приблизиться к проблемному месту, чем очень огорчал кота…
Младший член семьи — кот Шлема, полное имя которого было Шлемазл, крепко задумался: «Как помочь хозяину»?
Что он нуждается в помощи, сомнений не было. Третий день хозяин ходит по квартире с гримасой боли на лице, переваливаясь «уточкой».
Определить причину такой походки труда не составило, Шлема даже через покровы одежды чувствовал ненормально высокую температуру одного из полушарий того места, где спина теряет свое благородное название.
Подозрения подтвердились, когда он подслушал утренний разговор хозяев:
— Яша, что ты имеешь сказать за свой чирей? — Роза Марковна, сидя на кровати, выпутывала из роскошных рыжих волос папильотки. — Он таки не уменьшился с крайнего вечера?
Яков Давидович, кряхтя, повернулся с живота на бок и удивленно уставился на супругу:
— Розочка, не заставляй меня забыть, за что я тебя люблю! Или ты думаешь, что я всю ночь простоял у зеркала с линейкой? Уже сиди и не спрашивай вопросы!
Он с подозрением взглянул на Шлему и продолжил:
— И держи этого халамидника подальше от меня. Он всю ночь нарезал круги возле моей… моего больного места. Мне видится, что он чего-то замышляет.
Хозяева — уже пенсионеры, вырастив детей, дав им хорошее образование и выпустив в большую жизнь, всю свою нерастраченную любовь и педагогический талант выплеснули на бездомного котенка, который со временем превратился в шикарного кота.
Пока не прибыли внуки, Роза Марковна усиленно откармливала его, ласково приговаривая:
— Ешь, красавчик, ешь, Шлемочка, чтоб ты сдох!
Шлема не обижался, поскольку и внуков она пичкала снедью с теми же выражениями. Он очень любил своих хозяев, которые отвечали ему тем же. Его хитрая мордашка и проказы, которыми изобиловало его котячье детство, и стали причиной столь экзотического имени.
Шлема страдал вместе с Яковом Давидовичем. Он, не задумываясь, принял бы на себя всю боль хозяина, но тот не позволял даже приблизиться к проблемному месту, чем очень огорчал кота.
Любящая жена Роза Марковна, хоть и сочувствовала мужу, но не могла отказать себе в удовольствии пройтись по нему шуткой:
— Яша, сейчас ты будешь делать, как скажет мама, — она сделала строгое лицо и приказала: — Спустить парус до колен!
— Розочка! — взмолился Яков Давидович. — Угомони свои таланты. Оставь меня жить!
— Что ты мне начинаешь? — возмутилась Роза Марковна. — Мы будем только посмотреть, чтобы сделать таки себе мнение.
Яков Давидович, кряхтя, спустил трусы и выставил на обозрение бледные ягодицы. Добрую половину правой украшал мини-вулкан темно-красного цвета с белой головкой на вершине.
Роза Марковна, стараясь не рассмеяться, взирала на необычную картину, в качестве зрителя к ней присоединился Шлема. Он внимательно рассмотрел источник неприятностей хозяина, даже понюхал, а когда осторожно дотронулся до него лапкой, Яков Давидович заверещал, как потерпевший:
— Роза! Не трогайте меня за здесь! Убери Шлемазла, он мне стоит поперек горла, иначе я делаю гевалт! — Шлема от греха скрылся под кроватью. — Через почему мне это счастье? — простонал больной.
— Замолчи свой рот и не делай мне смеяться! — одернула его супруга. — Бедный Шлема хочет сделать помощь, а ты визжишь, будто он тебе царапает фаберже.
Роза Марковна, стараясь не прыснуть, сделала осмотр и вынесла вердикт:
— Яша, перестань мокнуть нос и слушай сюда. Он поспел, как вишни в саду у дяди Вани. Надо звать доктора, пусть он делает чик, и завтра уже будешь обратно делать променад.
— Роза! Ни слова за доктора! — взмолился Яков Давидович. — Не надо этот гембель. Я уже хорошо сам себя имею.
— Не дрожи диван, Яша, пружины лопнут, — вздохнула Роза Марковна. — Я все понимаю, но не до такой же степени! Ну нет, так нет…
Она стала собираться за покупками, болезнь болезнью, но на аппетит супруга наличие болячки никак не повлияло.
— Яша, я пошла делать базар. Что ты хочешь, борщ или гефилте фиш?
— Розонька, делай фиш, только бери у Остапа. Она у него сильно кошерная. Но чтоб бекицер! Вперед-взад!
— Почему нет? — согласилась Роза Марковна. — Шлема, — позвала она кота, — бери глаза в лапы и смотри хозяина. Он теперь по всем фронтам белобилетник.
И, вздохнув, захлопнула за собой дверь квартиры…
Шлема принялся исполнять поручение хозяйки со всем рвением. Он уселся напротив Якова Давидовича и не сводил с того зеленых глаз, так, что хозяину почудилось, будто кот строит коварные планы.
Чтобы обезопасить себя от покушения хвостатого, он привязал к веревочке бантик, со стоном поднялся с кровати и дохромал до кухни. Там привязал веревочку к спинке стула, подергал ее, привлекая внимание Шлемы и думая отвлечь его от своей персоны.
Кот заинтересованно шлепнул по игрушке раз, другой, но бросил это занятие, как только хозяин покинул кухню.
Чтобы улечься на кровать, Якову Давидовичу необходимо было сменить четыре позы. Когда он еще стоял в коленно-локтевой, Шлема уже сидел напротив и сочувственно смотрел ему в глаза.
— Шлема, имею тебе сказать, как мужик мужику, — обратился хозяин к коту, — не трогай мне там, где больно, и сам будешь иметь счастье долго жить.
Если бы Шлема умел говорить, то он ответил бы на понятном хозяину наречии: «Извиняйся прямо среди здесь, или будь так здоров, как желаешь мне добра!»
Но вместо этого он прилег рядом с хозяином, позволив тому прижать себя рукой. Считая, что обезопасил себя на некоторое время, хозяин после бессонной ночи задремал. Он не слышал, как пришла Роза, даже звон посуды не потревожил его. Разбудил только голос супруги:
— Иди уже кушать, пока я не умерла тебя ждать!
Яков Давидович, как был в трусах и майке, прошествовал на кухню в сопровождении Шлемы. Веревочка с бантиком так и висела, привязанная к спинке стула.
Пока хозяин целился левой половинкой седалища на краешек сиденья, Шлема закогтил бантик и потянул его на себя вместе со стулом, который грохнулся на пол.
Тело Якова Давидовича, не найдя опоры, продолжило движенье вниз, и падало оно ровно столько времени, сколько нужно, чтоб произнести:
— Вейз мир!
Смачный шлепок оповестил о встрече полуодетого тела с полом. На мгновенье в квартире воцарилась тишина, слышен был лишь топот лап Шлемы, который спешно покидал кухню.
Яков Давидович, выпучив глаза, закачал воздух в легкие под завязку и, наконец, издал крик, которому позавидовал бы дикий слон в период гона:
— А-а-а-а! Шлема-а-азл! Застрелись лично, антисемит хвостатый! Роза-а-а! Задуши его пред моих глаз!
— Яшенька, Яша! — Роза Марковна не на шутку испугалась за мужа. — Задушу, задушу, только он сбежал, поц шерстяной!
— Тогда меня задуши-и! Сдохнуть мне, чем терпеть!
— Что делать, Яшенька? Что делать?
— Дуй! Сильней дуй! — Яков Давидович перевернулся на живот и заголил многострадальную часть тела.
Шлема, округлив глаза, взирал из-под дивана на экзотический способ местной анестезии, сопровождаемый стонами хозяина, который при этом часто вспоминал Бенину маму.
Наконец, он замолчал, закрыл глаза и растянул рот в блаженной улыбке.
— Яша, ты живой? Тебе еще болит?
— Чтобы да, так нет, Розочка. Но ты не делай стоп, чтоб я так жил!
— Яша, — Роза Марковна присмотрелась к болячке, причинившей столько горя супругу, — его уже нет, Яша! Вулкан взорвался. Сейчас делаем алой на тухес и чтобы утром ты мне был здоров как призывник. Говори спасибо Шлеме, он тебе сделал облегченье.
— Шлема, Шлемочка! — Яков Давидович уже забыл, что недавно хотел лично наблюдать за казнью кота. — Иди до меня, фармазонщик! Дай я тебя поцелую, мучитель.
Вечером все трое, сидя на балконе, любовались закатным солнцем. Яков Давидович держал на коленях Шлему и вполне сносно мог сидеть на стуле с мягким сиденьем. Роза Марковна смотрела на них, улыбаясь:
— Яша, — обратилась она к мужу, — чего тебе, кроме костылей, не хватает, чтобы посчитать этот день удачным?
И оба закатились смехом, а Шлема счастливо щурил глаза.
Хорошо, когда всем хорошо!