Молчание убивало меня. Сидя за большим обеденным столом на котором находились различные яства, я смотрел на тебя, напевая в своей голове «Заметался пожар голубой». Ох… Есенин, моя жизнь суматоха кабацкого пропойцы и мне так близки стихи великого русского поэта, представляющий гордый этап «серебряного века». Любовь вот, что наполняло моё сердце. Локоны, запах, глаза, квинтэссенция тела, всё это было для меня сокровенным, я был готов пожертвовать всем, только бы взглянуть на неё, хотя бы через щель, прозрачную штору, свадебную вуаль.
Твоя маленькая тоненькая ручонка лежала на столе, палец которой нервно постукивал в стиле «азбука морзе». Легкий макияж присутствовал на лице «Евы», спокойный, утонченный, королевский, похож на гетеру посвященной баллады Гомера в исполнении рапсода. Я не мог налюбоваться тобой, Афродита моих грез, Эрот вечно сопровождавший тебя в олицетворении меня, готовый бесконечно молиться всему пантеону, лишь бы ты была со мной. Молчание продолжалось.
Нож так и резал моё сердце. В такие моменты мой мозг углублялся в самоубийство, (самое грязное, на которое может решиться человек). Перелистывая в голове стихи Блока, Есенина, Мандельштама, пытался найти тот самый, характеризующий тебя. Но я был лишь профаном в литературе, не сведущий в настоящей поэзии. Но ты сидела передо мной, и только Бродский приходил мне в голову: «Засвети же свечу на краю темноты. Я увидеть хочу то, что чувствуешь ты в этом доме ночном, где скрывает окно, словно скатерть с пятном темноты, полотно. «. Эти строки вырывались из моих уст.
Я резко встал. Она окинула меня взглядом, мигом таю от её невероятно ярких сапфировых глаз. На лице того, кто сотворен из моего ребра, вижу улыбку. Припадая к подолу невинного шелкового платья, несдержанно взвизгиваю. Сую руку в карман, в голове проносится мысль, достать кольцо, достойное Навуходоносора, и просьба стать моей Евой…