В краю лесном в бревенчатой халупе, где нет людей — кругом одна тайга, она жила, топтала воду в ступе, как самая отпетая яга. Постель из мха да хвойного настила была ей мягче лучшей из перин. Грибы сушила, окуней удила. Здесь летом ягод — леший побери! Соседи сверху — мошки с комарами, соседи снизу — печка да зола. Чаёк из трав гоняла вечерами и ничего от жизни не ждала.
И не мечтала стать кому-то парой — когда-то насмотрелась пьяных рож. Была она не то, чтоб очень старой, но девушкой уже не назовёшь. Чем жить с пропойцей, лучше без такого. Насытившись безумством прошлых дней, ушла сюда от жизни бестолковой, слилась с тайгой и растворилась в ней.
А дни идут, идут… и жизнь проходит и, год за годом, тает, как свеча.
Однажды заблудившийся охотник забрёл сюда и в двери постучал. Впустила…
Показалось ей, короче — прекраснее нет в мире никого. Он был не стар, не слишком разговорчив. Пробыл два дня… И дров ей наколол.
Разбередил заблудшую душонку. Легко с ягой. И рубится с плеча. Ушёл, оставив сало и тушёнку, небесный взгляд и долгую печаль…
Она давно не запирает двери, что ждёт теперь — не ведает сама. Кому секреты женские доверить, когда подружки — сойка да сова? Днём смотрит в чащу, ночью часто бредит. Ей кажется, что — вот он, здесь, родной! Мерещится …
Но волки и медведи — и те ягу обходят стороной.
Так и живёт. Дрова кидает в печку и думает: забыл, такой-сякой…
А скрипнет дверца — ёкает сердечко: вдруг он вернулся?
Трудно быть ягой.