Умань… так получилось, что сегодня, 28 апреля День Памяти замечательного человека — поэта, писателя, врача — Ионы Дегена. Он умер в 2017. Его стихи о той — Второй Мировой — стали уже классическими. Он ушел воевать в 16 лет. Вот я к чему — просто прочитайте отрывок из его воспоминаний: «В первый раз я был ранен в начале августа 1941-го где-то между Уманью и Христиновкой. Не успев отступить со своими, мы с Александром Сойферманом остались вдвоем в немецком тылу. Меня ранило в бедро. Сашка перевязал меня, и мы стали пробираться на восток к Днепру, не зная, где наши, а где немцы. Шли в основном ночами, боясь заходить в населенные пункты. Как потом выяснилось, за 19 дней прошли мы всего-навсего 200 километров. Мне лишь три раза за это время удалось постирать бинт — можно представить, во что превратились мои раны.
Наконец, добрались до Днепра… Когда я переплыл реку и с трудом выбрался на берег, вдруг услышал немецкую речь — два силуэта прошли на север в нескольких метрах от меня. Я вжался в песок и впервые за все это время заплакал. Не от боли, не от смертельной усталости, а от отчаяния: „Как могло случиться, что Красная армия оставила уже левый берег Днепра? Да и есть ли еще вообще Красная армия? И что стало с моей страной?“ Пополз на юг, к рассвету добрался до окраины села Грушевка. Перелез через забор какого-то дома и сел под окнами на завалинку. Во дворе был огромный пес, он не издал ни звука, а обнюхал меня и положил голову мне на колени. Я понимал, что село заняли немцы, и решил, что ни в коем случае не должен попасть в плен. Оружия у меня не было, так что я даже взорвать себя вместе с фашистами не мог. Значит, надо сразу напасть на немца, вцепиться ему в глотку, меня расстреляют — и со всем будет покончено.
На стук в окно вышла женщина лет сорока. Увидев меня с собакой, очень удивилась: оказалось, что этот пес никого, кроме хозяина, к себе не подпускал. Меня впустили в дом, промыли раны, накормили и отправили спать на чердак. Через несколько дней Федор и Прасковья Григоруки — так звали моих спасителей — вывели меня во двор, посадили на подводу и повезли в другое село. Раз пять меня передавали, как эстафету, рискуя жизнью, прятали в своих хатах, пока наконец не перевезли через линию фронта».
Иона Деген.
Я весь набальзамирован войною.
Насквозь пропитан.
Прочно.
Навсегда.
Рубцы и память ночью нудно ноют,
А днём кружу по собственным следам.
И в кабинет начальства — как в атаку
Тревожною ракетой на заре.
И потому так мало мягких знаков
В моём полувоенном словаре.
Всегда придавлен тяжестью двойною:
То, что сейчас,
И прошлая беда.
Я весь набальзамирован войною.
Насквозь пропитан.
Прочно.
Навсегда.