Второй год тяну время и не пишу о нем… Почему? Потому что страшно. Потому что закрываю глаза и вижу…
Но с другой стороны нечестно это, несправедливо по отношению к Памяти, не написать, не рассказать, пройти мимо.
А если не пройти мимо, то можно сойти с ума, думая о том, что было тогда…
Несколько недель назад я поделилась этими размышлениями со своей близкой подругой. Как раз в годовщину получения им статуса Праведника Народов Мира. Я хотела написать о нем… Но как — вдруг, сейчас, ни с того не с сего, рассуждала я.
У людей хорошее настроение, светлые мысли. И тут я с этим рассказом.
«А ты ко Дню Катастрофы напиши», — посоветовала мне подруга.
И вдруг я вижу, что дата его ухода — 17 апреля. И в этом году именно 17 апреля заходит День Катастрофы. Ну что же, все сложилось…
Невозможно рассказать обо всех погибших, обо всех жертвах, Так же невозможно рассказать обо всех спасителях, обо всех Праведниках. Но о нем я хочу рассказать.
Герман Фридрих Гребе… Судьба распоряжается так, что чьи-то имена становятся известными всем, а чьи-то остаются в забвении.
Многим известно имя Рауля Валленберга… Николая Киселева, Ирэны Сендлер, Оскара Шиндлера.
У Германа Фридриха Гребе был свой список. Вернее, не знаю, вел ли он такой список. Но знаю, что благодаря ему ходят по земле потомки многих людей, которые чудом остались живы в невероятных условиях. И их Чудом был этот человек.
Он, кстати, был немец. И единственный немец, который свидетельствовал с целью обвинения на Нюрнбергском процессе.
Свидетель убийств, ставший спасителем.
Он родился в маленьком городке на Рейне, вырос в бедной семье. Отец работал ткачом, мать — горничной. Гребе получил инженерное образование, женился, в семье появился сын.
Приход к власти нацистов принял на ура, как многие, вступил в партию. Но быстро протрезвел и начал испытывать неприязнь к идеям, которые пропагандировала партия. Выразив мысли вслух, попал в тюрьму, позже был освобожден. И надо полагать, больше свои мысли вслух не выражал.
В 1941 г. Гребе был направлен на оккупированную территорию Украины. Его фирма была ответственна за строительство на территории Волыни, и Гребе занимался подбором строительных рабочих, среди которых было много евреев. Его миссия заключалась в наборе бригад строителей и укладчиков для помощи в строительстве и транспортировке инфраструктуры, необходимой для обслуживания железных дорог в Украине.
В сентябре 1941 года Гребе открыл свой офис в городке Здолбунов, оттуда он руководил другими региональными офисами на Волыни и в других районах Украины.
Гребе оказался свидетелем уничтожения еврейского населения Волыни немцами и украинскими коллаборационистскими отрядами. Об одном таком случае нужно рассказать отдельно. Так как свидетельствовал Гребе на Нюрнбергском процессе.
Он присутствовал при расстреле пяти тысяч евреев в районе аэродрома рядом с городом Дубно. Пять тысяч человек! Это было 2 октября 1942 года. Мужчин, женщин, детей, стариков расстрельные отряды эсэсовцев и украинских коллаборационистов хладнокровно убивали у него на глазах, заставив их всех раздеться догола, расстреливали рядами на краю заранее вырытых траншей. Целые семьи, все поколения семей. Как читать об этом? Как? А надо читать! Ибо иначе нечестно.
Вот показания Гребе, с которыми он выступил, как обвинитель:
«Мой бригадир и я пошли прямо к ямам. Никто не беспокоил нас. Я услышал быстрые, один за другим, выстрелы винтовки из-за одной из земляных насыпей. Люди, которые сошли с грузовиков — мужчины, женщины и дети всех возрастов — должны были раздеться по приказу эсэсовца, который держал кнут для верховой езды или собак. Они должны были сложить одежду в определённых местах: отдельно обувь, верхнюю одежду и нижнее бельё. Я видел кучи ботинок приблизительно от 800 до 1000 пар, большие кучи белья и одежды.
Без крика или плача, эти люди раздевались, стояли в семейных группах, целовали друг друга, прощались и ждали знака от другого эсэсовца, который стоял возле ямы, тоже с кнутом в руке.
В течение пятнадцати минут, которые я стоял рядом, я не слышал ни жалоб, ни просьб о помиловании.
Я наблюдал за семьей из восьми человек, мужчиной и женщиной около пятидесяти, с детьми и двумя взрослыми дочерьми, примерно двадцати восьми или двадцати девяти лет. Пожилая женщина с белоснежными волосами держала в руках годовалого ребёнка, пела и щекотала его. Ребёнок ворковал от восторга. Родители смотрели со слезами на глазах.
Отец держал за руку мальчика лет десяти и тихо говорил с ним; мальчик едва сдерживал слезы. Отец указал на небо, погладил его по голове и, казалось, что-то ему объяснил.
В этот момент эсэсовец в яме что-то крикнул своему товарищу. Последний отсчитал около двадцати человек и приказал им идти за земляной курган. Среди них была семья, которую я только что упомянул.
Я хорошо помню девушку, стройную с черными волосами, которая, проходя мимо меня, указала на себя и сказала: „Двадцать три года“.
Я обошел насыпь и обнаружил, что столкнулся с огромной могилой. Люди были тесно прижаты друг к другу и лежали друг на друге, так что были видны только их головы. Почти на всех была кровь, стекавшая по плечам от их голов. Некоторые из застреленных людей все ещё двигались. Некоторые поднимали руки и поворачивали головы, чтобы показать, что они все ещё живы.
Яма была заполнена почти на две трети. Я подсчитал, что в ней уже около тысячи человек. Я искал человека, который стрелял. Это был эсэсовец, который сидел на краю узкого конца ямы, его ноги болтались в яме. У него на коленях был автомат, и он курил сигарету.
Люди, совершенно голые, спустились по ступенькам, которые были вырезаны в глиняной стене ямы и забрались на головы людей, лежащих там, к месту, куда их направил эсэсовец. Они ложились перед мертвыми или ранеными людьми; некоторые ласкали тех, кто был ещё жив, и говорили с ними тихим голосом. Затем я услышал серию выстрелов. Я заглянул в яму и увидел, что тела дергались, а некоторые головы уже лежали неподвижно поверх тел, лежащих под ними. Кровь текла из их шей. Уже приближалась следующая партия. Они спустились в яму, выстроились в ряд около предыдущих жертв и были застрелены».
Вы прочитали это? У вас хватило душевных сил? Я прочитала, потому что… Это не описать простыми словами, почему нужно прочитать… Эти записи хранятся в музее Катастрофы «Яд ваШем».
Нет прощения никому, ад, ад, только ад тем, кто совершал это!
И рядом с этой тьмой оказался человек света…
Гребе не мог спасти тысячи, но мог спасти тех, кто был в его распоряжении. А остаться равнодушным зрителем перед лицом бесчеловечных преступлений, свидетелем которых он был, он тоже не мог.
И он решил попытаться спасти, сколько он сможет…
Считается, что только полтора процента волынских евреев пережили Холокост.
Полтора процента… Вы представляете, что это значит? Как же мало было таких людей, как Герман Гребе.
Как же дорого нам, что все же они были в этом жестоком мире…