Подлинная причина войны — грех.
Подлинный закон победы — покаяние.
Мы следим за военными сводками, но всё, что мы читаем — никак, вообще никак, — не повлияет на победу.
На фронте всегда может всё развернуться в любой миг, и ровно в обратную сторону.
Потому что подлинная победа рождается на самом деле в тылу.
Я вижу святых героев этой войны, выгрызающих нечисть и часто уходящих в вечное небо.
Но я не вижу много примеров того, чтобы вся остальная страна за этого год спецоперации начала бы жить в меру подвига этих героев.
Статистика наших абортов как была чудовищной, так и остаётся — мы утопаем в крови убитых нами — без войн и катаклизмов — наших собственных детей. У нас по-прежнему зуб вырвать сложнее и дороже, чем сходить на бесплатный и доступный аборт.
У нас по-прежнему не знают, что такое семья: рушится 2/3 заключенных браков, причём большинство рушатся уже через год после свадьбы.
Эгоистическое сожительство, в котором два человека съедают друг друга, называют любовью и странным эвфемизмом «гражданский брак», живут, вернее, умирают в нём и не понимают, отчего все так криво и черно-бело в жизни.
Магазины разврата спокойно продают похоть на каждом углу, — особенно кощунственно они смотрятся напротив школ и у свадебных салонов, где на витринах белое платье невесты — образ чистоты и целомудрия.
Над чистотой вообще давно принято посмеиваться и не видно, чтобы это поменялось, девственность — то, что было обычным делом до брака ещё полвека назад — теперь чуть ли не что-то стыдное.
Порнография всех видов доступна одним прикосновением к гаджету и все усилия общественников и политиков хоть как-то оградить людей — особенно детей — от этой ломающей психику и будущее штуки — пока бесплодны.
Мы не хотим рожать детей. Мы хотим жить для себя: про это поет и снимает кино наша культура, этому учит наша реклама.
А рекламу этому учат маркетинговые исследования, которые говорят, что человек стал эгоистом.
Мы сделали богохульный мат своим языком. Поверили в теорию о том, что это корневое русское. Мы на нем говорим, даже спокойно пишем свои посты матом. И нам всё невдомек, что это анти-молитва, что мы этим ничем не отличны от нашего врага. И мы не понимаем, почему нас не слышит Бог.
А Бог затыкает уши на мат — на фронте это уже многие поняли. Есть целые батальоны, где матом не говорят. Так что не надо оправдывать условиями войны хулу на Того, от Кого зависит победа.
Россия по-прежнему тратит деньги на магов и экстрасенсов больше, чем на врачей.
Мы по-прежнему шутим про Церковь и священников, кликаем всякую ахинею про «богатства Патриарха» и не слышим за этими фейками и шутками того, о чем Церковь уже кричит нам: что мы умираем, что мы глубоко больны, что нужно покаяние. И сейчас — этой войной — звучит, может быть, уже последний Божий призыв.
Не, мы отмахиваемся и идем пить пиво, жить в растасканном расслабленном соцсетями, блогерами и инфо-шумом сознании, смотреть сериал и читать о том, как «мы все равно победим».
Мы правда победим.
За невероятную жертвенность русского солдата. За молитвы наших святых — живущих сейчас и тех — особенно мучеников ХХ века — которые молятся о нас на небе. За то, что, несмотря ни на что, в пору, когда весь мир гонит Церковь, Россия умножается церквями, за возрождение -пусть робкое, тихое, но уверенное -нашей веры. За редкую, но ещё живую чистоту в нашем обществе, за редкие многодетные семьи, растущие с Христом в сердце, за подвиги Феди из Брянска, военных медсестер, за молитвы и труд волонтеров.
За то, что России ещё надо сказать своё последнее слово в истории мира.
За это мы победим. Но только тогда, когда эти чистота и жертвенность перестанут быть редким исключением.
Поэтому, хоть и военных поводов для победы все больше, но реальных — духовных — поводов немного.
А значит, вероятнее всего, нас ждут ещё очень большие испытания в этой войне, может быть, даже очистительная огненная баня, из которой мы все выйдем (те, кто её переживут) — очищенными и с молитвой на устах.
И вот тогда настанет Победа.