Вечерний час располагает к лени. Уютно в очаге трещат поленья. История скользит по зеркалам и светятся глаза у саламандры. Мы повторяем истины как мантры тибетских чаш или тибетских лам.
Отец Франциск был старым и угрюмым. Ценил вино, что привозили в трюмах охочие до толстых кошельков. Не одобрял крестовые походы. Страдая от мучительной икоты, служил утехой вдовушке Шико, пока никто из прихожан не видел. На небе — в тесноте да не в обиде. Успеется. Душе назначен срок. Всевышний дал отцу такое право — лечить болезни, разбираться в травах и слушать незатейливых сорок. Рука Творца, не зная поражений, подкидывала сотни искушений. Отец Франциск имел солидный вес, приятный бас и кудри, как у мавра. Одна проблема — приютил кентавра, считал его посланником небес.
Поил ребёнка виноградной кровью. Представь, что на дворе средневековье, хотя и мы недалеко ушли. Хотя у нас и Байконур, и NASA. Кентавр рос, любви преисполнялся отец Франциск. Рычали феврали, звенели ясноглазые апрели. Они уже давно поднаторели в искусстве пудрить юные мозги. Отец Франциск опаздывал к обедне. Кентавр — превосходный собеседник, слова крамольны, выводы резки.
Естественно, потом назрела драма. Наведались товарищи по храму, ехидными улыбками сочась, грозили адом, восхищали раем: твой человекоконь неодобряем. Он в целом подозрительная связь. И связь должна быть прервана, избыта. К тому же, старче, у него копыта, что первый признак дьявола, увы.
Отец Франциск был старым и строптивым. Он оценил масштабы перспективы, когда лишился глупой головы.
Над тёмным лесом, далеко ли, близко, летает голова отца Франциска, соперничает, бедная, с луной. Хохочет, дразнит, хлопает ушами, прекрасная в своем небесном шарме. Конечно, Ной не ныл, и ты не ной, раз сам Господь напутствует безумца. Кентавры замечают и смеются. Точнее, ржут. Один из них грустит, довольно незатейливая ересь. Кентавры бродят, в людях разуверясь. Франциски, говорят, у них в чести.