— Подними окурок, — сказал мент.
— Я не бросал, — сказал Рабинович, — с какой стати я буду чужие окурки подбирать.
— А кто бросил, — сказал мент. — Кроме ваших здесь никто не стоит. Пока не поднимешь, я никого не пущу.
— Я подниму, — сказал молодой парень, который стоял позади Рабиновича. Он быстро нагнулся и поднял окурок.
— Иностранная, можешь докурить, — сказал мент.
— Я не курю, — ответил парень.
— Как вы смеете! — разозлился Рабинович.
— А ты у меня еще попи. ди, — сказал мент, — пойдешь в конец очереди. Пропускать буду по пять.
— Почему по пять, вчера по десять пропускали?! — крикнули из очереди.
— А в мое дежурство будет по пять, — сказал мент. Он отсчитал пять человек, тыкая в каждого дубинкой, и пожилая еврейка, которая не попала в пятерку, сказала:
— Вы не имеете права разделять семью.
— Сколько вас семьи осталось? — спросил мент.
— Я и моя внучка, — сказала еврейка.
— Поменяйтесь с кем-нибудь, — сказал мент.
— Давайте останемся, — сказал молодой парень, который стоял рядом с Рабиновичем. Они отступили в сторону и пропустили пожилую женщину с девочкой, которую она держала за руку, вперед.
Мент посмотрел на молодого парня и сказал:
— Ты же не еврей, чего ты туда лезешь?
— Все люди — евреи, — сказал молодой человек.
— И я тоже еврей? — спросил мент и покрутил дубинкой на ремне как пропеллером.
— Нет, — сказал Рабинович, — вы не еврей.
— Слава богу, — сказал мент, — еще не хватало быть евреем.
— Вы все неправильно делаете, — сказал молодой парень Рабиновичу. Вы вызываете у них негатив, потому что руки зажимаете в кулаки. У вас тогда псиполе короткое и все под ноги идет. Давайте я вас научу. Сложите пальцы щепотью, как бы кормите птичек и отведите мизинцы в сторону. Видите, у вас получилась петля, набросьте ему на шею.
— Нет, не вижу никакой петли, — сказал Рабинович.
— Странно, вы же спирит, — сказал юноша.
— Откуда вы знаете?
— От вас такой фон идет, за километр чувствуется.
— Вы тоже спирит? — спросил Рабинович.
— У меня пророческий дар, — сказал молодой человек. Сейчас такое время, это у многих проявляется.
В прошлом году меня посадили в сумасшедший дом. Сперва доктор направил в двадцать первое отделение и назначил тяжелые уколы, но я сказал, зачем вы это делаете, вы еврей, этот грех будет лежать на девяти поколениях ваших потомков. Ему стало интересно, он отменил уколы, меня перевели в отдельную палату, и он стал приходить ко мне в вечерние дежурства беседовать. Однажды я ему говорю, давайте я всех ваших больных вылечу за один сеанс, и вылечил. Они уверовали. Доктор понял, кто я и испугался. Тогда приехали какие-то, все в одинаковых серых костюмах на «Волге», забрали меня и отвезли в тюрьму, посадили в камеру к очень несчастным людям. Сказали такую глупость: «Они тебе сделают непорочное зачатие». Они глупцы, не понимают, что, когда человек несчастлив, он особенно восприимчив. Только за мной закрылась дверь, я стал говорить, и все уверовали. Девяносто два человека. Там был один стукач, он раскаялся и плакал, признался. Они его простили. Сделали мне символ из прутьев веника по моему чертежу, я их посвятил, молитвам обучил.
— Какой символ? — спросил Рабинович.
— Малый адронный, — сказал молодой человек.
В этот момент милиционер закричал: «Следующие пять!»
— Сейчас я с ним поговорю, сказал молодой человек. — Только помогите мне, наведите поле, как я вас учил.
— Брат, — обратился он к милиционеру, почему ты так жесток с этими людьми?
— А хули мне их в жопу целовать, это все предатели Родины, — сказал мент.
— Ты ошибаешься, брат, эти люди стоят в своей скорбной очереди, чтобы получить свободу. Пропускай их по десять человек, как было прежде, и не разделяй семьи.
— Да что мне жалко, пусть хоть все сразу идут, только я не понимаю одного, почему им можно свободу, а мне нельзя? — 
сказал с обидой мент.
— Это евреи, брат, — сказал молодой человек.
— Ну так что с того, может, я тоже еврей, — сказал мент.
— Тогда становись к нам, — сказал Рабинович.
Мент на секунду задумался, потом снял с головы свою милицейскую фуражку, бросил на землю, пошел и стал в конец длинной очереди.