Очень вдруг захотелось чтобы кто-нибудь испек мне пирог с яблоками. Я умею, но это другое. Иногда я хочу быть мужчиной. Не для того, чтобы носиться со своим хреном, как дурак с писаной торбой, в надежде получше и почаще засовывать его всюду, а чтобы лежать на кровати, смотреть фильм, а на кухне хозяйственно шебуршала женщина.
И чтобы все чисто, белье отглажено, окна вымыты, я расцелован и благостен, а на тарелке большой кусок пирога с яблоками, посыпанный сахарной пудрой.
И пудра тает, потому что ломтики яблок, сохранившие форму даже в пироге, еще горячие.
Я ломаю его с краю, а женщина говорит — подожди же, пусть остынет чуть.
А я говорю — некогда. И ем, жмурясь.
А женщина меня обнимает.

Проснулась с желаньями.
Красной рыбы, сладкой дыни, авокадо, чёрный заварной хлеб, сладкий чай с лимоном, платье в мелкий горох и еще одно голубое, сумочку, красные туфли, новые духи, чтобы морскими камушками пахли, чулки, торт муссовый, купальник, солнце, цветы, море и ту окрошку с горчицей, что делали в ресторане на пляже.
И козочку белую.
И букет земляники, чтобы распаренный ягодный дух.
И обниматься еще, да.
Флоксы белые и розовые пионы.
Кружевные панталоны, белый короткий сарафан и панама.
Утро, идти босиком на речку и петь — тра-та-та, тра-та-та, где же вы, тритоны? Я обшарю заводи, обойду затоны. Положу вас в чудные банки и бидоооны.
И лошадь погладить по умной большой голове. А она чтобы ушами прядала.
Собаке лапу пожать и пойти с ней в лес за грибами. И чтобы она носилась колбасой и жадно хлебала из болотца с прозрачной водой.
А я ей — Мусечка, если ты осушишь болота, черничного варенья на зиму не будет, так и знай!
И на качелях до неба.

Жизнь все расставит по полкам однажды:
бывшему снегу — кораблик бумажный,
зеркалу — правду, бумаге — наветы,
сказки — костру, дым и пепел — ветру,
ждущему — чертополох у порога,
мертвому — землю, живому — Бога,
птицам — свободу, дельфинам — песни,
сердцу — любовь, как нательный крестик,
серую нитку дорог — на запястье,
камешек гладкий в кармане — на счастье