Когда «Меркурий» выходил из боя
с османами, пробоину борта
один матрос решил закрыть собою
и, в корпус вмят бревном, остался там.
Последний штурм. Обстрел донельзя лютый.
Нахимов нам наказывал: стоять!
А что в столицах: всё балы-салюты?
Ну так судьба у каждого своя.
Мы отступаем сквозь огонь и воду:
бои да грозы — не до медных труб.
Ушли из Севастополя сегодня,
и чёрен дым над бухтой поутру.
Затоплен флот. Нет горше, братец, лиха.
Но тот герой и через годы спас:
он корпусом прославленного брига
понтонный мост удерживал для нас.
Вопросов тьма. Они как штык прямые:
доколе нам, за мужество и честь,
не знать ни званий, ни имён-фамилий,
которые у всех ошибок есть?
Гранита не достанет, чтобы высечь,
кто обречён был оставаться здесь
на смерть и плен — все восемьдесят тысяч
по берегам у мыса Херсонес.
И в девяносто первом нас не спросят.
Что мы, когда идёт ко дну страна?
И вновь на штурм подкатывает осень.
Но родина-то выстоять должна.
Её, как прежде, закрываем телом,
«Новороссийском», «Курском» и «Москвой».
И всё трубит в парадной форме белой
архангелов оркестр духовой.