Итак ковчег плывет… Сам Ной видел в этом новое чудо. сотворённое богом. По правде сказать, он был несколько удивлен, так как считал господа бога несколько скуповатым на чудеса. А бог и без того явил уже немало чудес без особой надобности: никто иной, как он, взял на учет всех животных, собрал их всех в одном месте… Однако разве всемогущий не мог обойтись без этого дождя, лившего сорок дней и сорок ночей? Разве не мог он простым волеизъявлением истребить все живое, оставив по одной паре каждого вида? Зачем потребовалось ему нарушать мировой порядок, который был установлен им же самим??? Нечестивая мысль едва не задела Ноя своим крылом. В самом деле. кому понадобилась эта медленная агония стольких живых тварей? Кому нужно это жидкое месиво, которое годами не просохнет?
Через окошко патриарх наблюдал зверей, нашедших недолгий приют на скалистых утёсах. Этих несчастных мучил голод…
Однако Ноя это не трогало. Он остался равнодушным и тогда, когда на крыше овчарни, увидел женщину, силившуюся удержать на своих слабых плечах новорожденного малыша, дабы ребенок мог пережить мать хотя бы на мгновение… Но Ною все было безразлично. Ему и в голову не пришло, что новорожденный младенец — существо ещё более безгрешное .чем он сам,.патриарх Ной, при всей его образцовой непогрешимости. А ведь это был один из тех младенцев, которых богу полагалось бы спасти, как и других невинно убиенных, которых позднее, в Вифлееме, он тоже не уберёг от гибели.
Надо признать, Ной был весьма далек от подобных мыслей. Ведь сказано в Писании, что отцы ели кислый виноград. а у детей на зубах кислая оскомина. К тому же, закон гласил: — грехи родителей тяготеют над детьми до седьмого колена… Поэтому Ной без малейшего сострадания смотрел на несчастную, которая из последних сил пыталась удержать над головой своё дитя.
Вдруг женщина пошатнулась и упала, словно от толчка… Вода забурлила и совсем близко проплыли какие-то огромные рыбы. Над водой. побагровевшей от крови, взметнулось белое рыбье брюхо. И все успокоилось, кровавый след исчез. Ной никогда не видел таких крупных и прожорливых рыб и решил поискать на ковчеге такую пару рыб. И тут голова у него пошла кругом : — на ковчеге не было ни единой рыбы!!!
Всю эту ночь патриарх не сомкнул глаз. Он буквально оцепенел, завороженный загадкой, которую не мог разрешить. Но Иегова (или кто бы то ни было) создал Ноя человеком мыслящим и наделил его чувством справедливости. Но при всей узости своих суждений, Ной никак не мог согласиться, что, скажем, какой-нибудь пескарь ценнее воробья, а карась важнее землеройки: об акуле уж и говорить нечего.
И в Ное родилось сомнение. Всю свою жизнь он отличался покорностью и послушанием. Но тут был случай исключительный: — ведь не было никаких причин дать особые преимущества рыбам. крокодилам, крабам…- словом всем обитателям морских глубин, коим дождь, ливший 40 дней и ночей не причинил ни малейшего вреда. Скорее наоборот.
Всемирный потоп, доселе являвший величественное и грозное зрелище всеобщей кары, вдруг представился Ною совершенно неоправданной милостью, оказанной одной единственной породе с жабрами и плавниками, которую и незачем было спасать…
До самого конца потопа Ной не проронил ни слова. Будь он равнодушным или циничным, он усмотрел бы в этом курьезный случай, не более. Но он был избранником бога именно за прямоту и твердость принципов. Он думал о том. что стал игрушкой в руках всевышнего. Он был возмущен… и страдал от своего ложного положения, которое считал ранее лестным, но теперь признавал мерзким и унизительным.
Наконец земля… Когда вновь вырос и созрел виноград, Ной запил… Он искал забвения того, что был орудием и соучастником злодейства. О чем бы он ни думал, он неизменно приходил к выводу, что во все виноват бог! Если человек развратен и порочен, кто за него в ответе? Кто сотворил его таким? Стоило ли создавать людей только затем, чтобы потом погубить их? Ной никак не мог взять в толк, почему для истребления живых существ была выбрана вода, если многие твари именно в воде-то и обитают???
Ной совсем опустился, беспробудно пил, предавался безудержному распутству и сластолюбию. А когда подросли его дочери, он впал в грех кровосмешения. Гнусности, приписываемые Лоту, на самом деле совершал Ной — праведник из праведников!