* * *
С утра живописец не ел ничего,
слабел, наполняясь истомой.
И Силы Небесные вместо него
водили рукой невесомой.
Осталось немного: иные места
подправить, и день этот прожит.
Он тяжкое бремя на плечи холста
с дрожащих — его — переложит.
Теперь бы настойки глоток, а нето —
хинину, довольствуясь малым.
И ноги не этим линялым пальто —
тяжелым укрыть одеялом…
И пользуясь тем, что он слушает мглу,
а мысли просты и убоги,
знакомая похоть садится в углу,
нахальные вытянув ноги.
В глазах у нее — и еда и питье,
дыханье ее — неотвязно.
И только беспамятство и забытье
спасают его от соблазна…