Сейчас пишут много глупостей про Пугачеву. Что она из прошлого века и вообще — часть советской эпохи. Что она была певицей для всех, что все ее слушали и любили.
Это неправда.
Не была Пугачева общенародной любимицей. Не была!
Я лично знала с десяток семей (особенно тёток, да и мужиков), которые ее совершенно искренне терпеть не могли, считали вульгарной, грубой, некрасивой (лохматой, бесформенной, безвкусной) и т. д, и т. п. (Они ее и сейчас не любят. Сейчас, когда желтая пресса смакует подробности жизни звёзд).
Как правило, эти тетки любили Сенчину, Толкунову, даже Зыкину. Кому-то нравились Долина, Аллегрова, Ротару.
Пугачеву любили те, у кого был вкус, кто понимал, что такое стихи, положенные на музыку, голос с диапазоном в 3−4 октавы и редким тембром, что такое актерское исполнение при почти академических данных.
В стране были ещё и Понаровская, и Ветлицкая — красивые, стильные, талантливые, свободные. Но не народные.
А Пугачева была народной. Не общенародной, как почему-то принято считать, а народной.
Как Высоцкий.
Она была певицей той части советского народа, у которой «был секс» в широком смысле слова. Потому что у остальной его части не было ни секса, ни вкуса, ни свободы, ни счастья, ни радости. По крайней мере, эта часть нашей «новой общности» его тщательно скрывала. Скрывала от глаз не только начальства, но и своих сограждан. По кухням, спальням, курилкам, архивам и библиотекам.
А Пугачева жила и пела наружу. Наружу всем своим нутром — душой и телом. Она была настоящая тогда, когда быть настоящей было не принято. Не принято не только петь, но говорить, думать, любить, одеваться, жить. И поэтому для одних она была неподражаема и великолепна, а для других пугающе откровенна и даже вульгарна. Хотя на самом деле истинное, не ханжеское целомудрие — это сочетание мудрости и целостности личности. А уж ума и характера Пугачевой не занимать.
Она бросала вызов не только людям, но и системе, делающей их забитыми, не имеющими вкуса ни к песне, ни к жизни.
Вкус к жизни противоречил устоям. Система это понимала, но ничего не могла поделать. Масштаб личности Пугачевой был гораздо больше самой системы. Был и остаётся. Потому что ее — системы — человеконенавистническая суть не изменилась.
И я думаю, что начало ее конца наступило именно сегодня.
Второе пугачевское восстание будет успешным. Я в это верю.
Пугачева учила нас жить свободно, честно и в кайф, как тогда говорили. Жить, чтобы жить, а не умирать и не убивать. Она опередила время, она наше будущее, а не прошлое. Как Сахаров, Горбачёв, Новодворская, Ковалёв, Рязанов, другие политики, правозащитники и деятели культуры. И из ныне живущих их на самом деле много, гораздо больше, чем может показаться (чтобы мой пост не был похож на некролог).
PS Не многие знают, что у Пугачевой были запрещённые песни. У меня была такая кассета. Именно кассета, а не пластинка. Особенно нравились — на стихи Мандельштама
Жил Александр Герцевич,
Еврейский музыкант, —
Он Шуберта наверчивал,
Как чистый бриллиант.
И всласть, с утра до вечера,
Заученную вхруст,
Одну сонату вечную
Играл он наизусть…
Что, Александр Герцевич,
На улице темно?
Брось, Александр Сердцевич,
Чего там? Все равно!
Пускай там итальяночка,
Покуда снег хрустит,
На узеньких на саночках
За Шубертом летит:
Нам с музыкой-голубою
Не страшно умереть,
Там хоть вороньей шубою
На вешалке висеть…
Все, Александр Герцевич,
Заверчено давно.
Брось, Александр Скерцевич.
Чего там! Все равно!