Их уже практически не осталось…
Но их истории всегда будут примером сильных, мудрых, очаровательных еврейских женщин.
Есть в старой части Тель-Авива, на теннистых улицах Дизингоф и Бен-Иегуда плеяда уникальных старушек. Они почти прозрачны и невесомы, но хрупкость их обманчива. Они сделаны из стекла и стали, леди, взглядом останавливающие не в меру шумных подростков, полукивком выражающие одобрение и поднятием брови — порицание.
Они всегда одеты-причесаны так, как будто идут на прием к английской королеве. В ухоженных старческих ручках — модная сумочка.
Доня — яркая представительница этой исчезающей когорты. Седая шевелюра всегда тщательно уложена, и седине придан легкий благородный оттенок. На шее нитка жемчуга — драпирует морщины. Или шейный платок, повязанный замысловатым узлом. Она модница и интеллектуалка, посещает спектакли и оперу. Причем, в плохую не ходит. Она может вытащить душу продавцу зелени, придирчиво рассматривая каждый листик. И никогда не выбрасывает еду.
Она и Вяцлав родились в старинном польском городе. В их еврейском квартале было много ювелиров. Доню папа и дедушка учили разбираться в чистоте драгоценных камней. Вяцлав, а он был старше, уже мог сам закрепить камни в несложном изделии.
Когда фашисты захватили город, вокруг их квартала образовали гетто. Какое-то время семьи меняли драгоценности и домашнее серебро на еду. А когда погнали всех женщин и детей пешком к вагонам, Донина мама вытолкнула ее в толпу. И положила в карман пальтишка несколько колец, завернутых в письмо. Голубоглазая и светловоласая Доня оказалась в польской семье. Ее любили, о ней заботились. Но однажды она пошла гулять с ребятами во двор, чужие дети ее стали дразнить, толкнули в грязь. И она, заплакав, позвала мамочку. На идиш.
Доня пережила Освенцим.
Вяцлав, увидел ее в вагонах вновь прибывших, доложил капо, что она очень хорошо понимает в драгоценных камнях.
Их не сожгли.
Обе семьи, включая маленьких братьев и сестер, великих мастеров и очень красивых образованных и умных женщин — убили всех. Весь квартал. Половину города, миллионы других.
Вяцлав построил убежище, где и прятал ее в последние дни перед освобождением.
Его расстреляли, как и всех работников.
Но он выжил. Выполз из огромной груды тел — он должен был ее спасти, сама она бы не смогла…
Они переехали в Израиль, поженились и прожили очень яркую и трогательную жизнь. Работали в посольствах, ездили по миру, руководили поисками семей в организации «Красный Крест». И очень нежно и трепетно относились друг к другу. Вяцлав, был единственным человеком на свете, которого она любила.
Детей у них никогда не было.
Как и детства. Иногда Доня могла обронить фразу, что ее мать бросила ее в толпе.
Вяцлав умер много лет назад.
Доня осталась одна.
Одна ее приятельница из Соединенных Штатов уговорила Доню погостить у них. И Доня в 80 лет отправилась в Штаты.
Приятельница была очень пожилой полькой, по-английски не говорила и ей пригласили сиделку из Польши. И вот за ужином, Доня, разговорившись с польской женщиной слышит до боли знакомую историю, про девочку из гетто, про то, как ее любили и оплакивали. Мама этой женщины всю жизнь хранила письмо из пальто. Пару колечек пришлось продать, а одно сохранилось. Мать уже умерла, никого в Польше не осталось, а письмо и колечко она привезла с собой. «Да я Вам, пани, сейчас покажу…» И польская сиделка в далекой Америке вынесла Доне письмо ее матери.
«Любимая моя! Если бы ты только знала, как я тебя люблю. Я хочу, чтобы ты жила! Я знаю, тебе будет очень больно, что я не с тобой, но у меня нет выбора. Храни тебя бог и моя Любовь»…
Железная леди Доня, не заплакав ни разу за последние 70 лет, с прямой спиной и безупречным маникюром рыдала над запиской, как маленький ребенок и все повторяла: «Мамочка!»
*************************
Их ряды редеют с каждым днем. Их почти не осталось. Этих элегантных и образованных старушек, похожих на редких птиц. Поколение — история, поколение Пример, поколение выживших, несмотря ни на что…