Выводя войска из побеждённой Франции, император Александр решил устроить грандиозный парад, демонстрирующий Европе мощь победоносной русской армии. Задуманное действо и состоялось на широкой равнине у местечка Вертю в провинции Шампань 29 августа (10 сентября по новому стилю) 1815 года.
Официальная хроника тех лет захлёбывалась в похвалах выправке русской армии. Однако не обошлось и без конфуза. К негодованию Александра I один из батальонов лейб-гвардии Семёновского полка сбился с ноги, маршируя прямо перед королём Пруссии. Тут-то монаршие уста и выговорили ворчливо: «Эти дураки только на войне побеждать могут».
И если до победы над наполеоновской армией Александр I проводил в России либеральные реформы, то после началось повсеместное «закручивание гаек».
Дошло дело и до Семёновского полка. Изгонять из него либеральное вольнодумство был призван некий полковник Шварц.
Приняв командование, Шварц сразу же изменил порядки. Отныне ни один солдат не слышал от него доброго слова. Все приказания и распоряжения солдатам он отдавал через фельдфебелей. Офицеры лишились своего влияния на нижних чинов. Шварц предписал делать каждое утро смотр по десяти человек в полной амуниции. Постоянные смотры и учения отягощались неудобной формой.
«Бедный солдат был стеснен в движениях и часто задыхался от крепко натянутых на груди ранцевых ремней». В таких условиях Шварц заставлял маршировать по три часа тихим шагом. «Солдаты, не имевшие усов, должны были наклеивать фальшивые каким-то составом, от которого на лице делались болячки и чирии». По ночам нижним чинам приходилось заниматься чисткой и пригонкой одежды.
Кроме огромных затрат на обмундирование, солдаты стали подвергаться тяжелым наказаниям. С 1 мая по 3 октября 1820 года Шварц наказал 44 человека, которым было предписано от 100 до 500 розог. В общей сложности было дано 14.250 ударов или 324 удара на человека. Солдат, имевших знаки отличия военного ордена наказывать было запрещено, но их Шварц приказывал бить тесаком плашмя.
«Шварц на ученьях выходил из себя, кричал, бранился, бросал шляпу, топтал ее ногами, ложился на землю, чтобы видеть, хорошо ли при маршировке вытягивают носки, бил солдат собственноручно, дергал их за усы, даже иногда вырывал их». За то, что солдат «невесело смотрел» он свалил его ударом с ног…
Стрелки Семёновского полка
Рота Его Величества, недовольная строгостью и взыскательностью командира полка вечером 17 октября 1820 года и отказалась идти на караул. Не подействовало и прибытие ротного командира. В общем, произошёл известный «Семёновский бунт» — событие чрезвычайно скандальное. В результате сам Шварц и рота Его Величества были преданы военному суду.
Дальше интересно только тем, кто интересуется династией Шварцев.
…
Тут-то и началась путаница. А какой Шварц именно?
Четыре брата Шварца исправно служили по военной части.
Самый старший, полковник лейб-гвардии Литовского полка Алексей Ефимович, был смертельно ранен в Бородинском сражении и скончался 27 августа 1812 года
Михаил Ефимович — младший. Служил в Ольвиопольском уланском полку. Дослужился до чина генерал-майора. О нём известно исключительно из семейной переписки Шварцев.
Ни старший, ни младший к «семёновской» истории отношения, следовательно, не имеют.
Издававшийся с 1896 по 1916 год «Русский биографический словарь» в 25 томах под редакцией и наблюдением А.А. Половцова связывал «Семёновскую историю» с именем Григория Ефимовича Шварца, отца художника. Дело в том, что в современных словарю источниках фигурировало лишь словосочетание «полковник Шварц». Однако Г. Е. Шварц, тоже отличившийся в Бородинском сражении, в звании полковника с 1819 по 1828 год командовал 4-м Бугским уланским полком.
Путаница усугублялась ещё и фактом из его биографии. В 1850 году, будучи начальником Джаро-Белоканского военного округа и всей Лезгинской кордонной линии был по суду признан виновным «в употреблении противозаконных и жестоких мер к открытию виновных в краже из его квартиры в его отсутствие казённых и его собственных денег, лично участвовал в допросах и телесных наказаниях подозреваемых, в деле не виновных». Посему 22 сентября 1850 года за означенное преступление вместо следовавшего ему по закону строгого наказания, «во внимании к отличным его заслугам Высочайшею Государя Императора конфирмациею исключив из службы, с указанием впредь в оную не определять и запретили въезд в обе столицы». То есть, характер у Григория Ефимовича был достаточно жёсткий. Как раз для «воспитания» вольнолюбивого полка. Но во время Семёновского бунта он пребывал в другом месте.
Оставался четвёртый брат, Фёдор Ефимович. Тоже храбрец и герой. Достаточно сказать, что при Бородине «с начала сражения находился под выстрелами, ободрял людей, потом, когда 1 батальон пошёл отбивать батарею от неприятеля, то другая неприятельская колонна из лесу хотела ударить в тыл, по чему он с батальоном ударил на неё в штыки и опрокинул оную в бегство», за что получил орден Св. Владимира 4-й степени с бантом.
Однако этот полковник Шварц, хоть человек бескорыстный и трудолюбивый, но ограниченный, отличался педантичной строгостью, доходившей иногда до жестокости. Армейский служака, он на первых же порах восстановил против себя всех офицеров, так и нижних чинов полка, проникнутого ростками свободомыслия.
И при разборе дела Шварц обвинялся в том, что вызвал возмущение своим суровым и несправедливым обращением с нижними чинами. А приказом от 3 сентября 1821 года приговором военного суда признан виновным «в несообразном выборе времени для учений и в нерешимости лично принять должные меры для прекращения неповиновения, происшедшего в лейб-гвардии Семёновском полку 17 октября 1820 года; но, в уважение прежней долговременной и усердной службы, храбрости и отличий, оказанных им на поле сражения, избавлен был от строжайшего наказания (смертной казни, к которой приговорён был военным судом) и отставлен от службы с тем, чтобы впредь никуда не определять».
Собственно, данный экскурс позволяет понять, что отношение либералов к явлению «полковник Шварц» не могло не отразиться и на племяннике. Да и большевистская власть не могла жаловать «душителей свободы» и притеснителей будущих декабристов. И представитель фамилии вряд ли мог рассчитывать на большую известность. И какое им было дело до того, что «Шварцу давно уже пора занять одно из первых мест в истории нашего художества» (В.В. Стасов).
«Картине Вашего покойного брата следует быть или в моём собрании, или в московском музее, Эрмитаже или Академии; нехорошо ей быть удалённой где-либо в глуши; ещё хуже быть проданной за границу, это был бы поступок неизвинительный для русского человека. С глубоким уважением имею честь быть Ваш, милостивый государь, покорнейший слуга П. Третьяков» (Из письма Евгению Шварцу о картине «Вешний поезд»).