Так воздух испаряется,
едва
помножишь одиночество на два,
на две души,
на два бездомных тела,
на тишину, уснувшую несмело
на аспидной поверхности окна,
в котором нет ни воздуха, ни дна,
в котором ледяной хрусталь бессонниц
ворует жизнь, присев на подоконник,
высасывая дух из-за плеча
соломиною лунного луча,
там сердце, зарифмованный кузнечик,
в беспамятстве играет в чет и нечет,