«Вчера мы видели бандитов, кровопийц…»

Жарким днем в понедельник 17 июля 1944 г. москвичи стали свидетелями необыкновенного зрелища — шествия растянувшейся на километры процессии из сотен колонн немецких военнопленных. 57 640 солдат и офицеров — часть той армии, что планировала взятие Москвы осенью 1941-го, все-таки прошла по городу.

За «парадом побежденных» с тротуаров, балконов домов, крыш трамваев и троллейбусов наблюдали десятки тысяч жителей Москвы. Марш произвел на них сильное впечатление. И зафиксирован во множестве документов: воспоминаний, дневников, писем, художественных произведений, написанных по свежим следам газетных корреспонденций.

Среди них и хранящиеся в РГАСПИ фотоснимки и статьи, подготовленные для центральной прессы. Их копии сохранились в документах Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП (б).

Оглушительный успех «Багратиона»

Марш побежденных стал эффектным и наглядным, обращенным «к граду и миру» доказательством впечатляющих успехов Красной Армии в ходе операции «Багратион» летом 1944 года. Наступление, которому предшествовали массированные диверсионные акции партизан Беларуси, за несколько недель привело к коллапсу немецкой группы армий «Центр». Гитлеровцы не смогли сдержать натиск войск 1го, 2го, 3го Белорусских и 1го Прибалтийского фронтов (командующие К.К. Рокоссовский, Г. Ф. Захаров, И.Д. Черняховский, И.Х. Баграмян) и к началу июля оставили Оршу, Витебск, Могилев, Бобруйск, Полоцк и Минск. Среднесуточный темп наступления в первые 12 дней операции составлял примерно 20 километров1. По состоянию на 17 июля была проведена ликвидация окруженных немецких войск в районе Минска, освобождены Барановичи, Лида, Гродно, Вильнюс и Осовец.

Операция «Багратион» стала крупнейшим поражением в немецкой военной истории, приведя к освобождению Белоруссии, части Прибалтики и Восточной Польши, срочной переброске резервов и частей вермахта с других участков Восточного фронта и из Западной Европы с последующим ослаблением позиций немцев на них. Потери немцев, по разным оценкам, составили от 400 до 500 тысяч человек, причем большая их часть погибла или попала в плен. Попали в плен, погибли или покончили самоубийством более 30 генералов группы армий «Центр».

Мало кто даже из организаторов операции рассчитывал на столь ошеломляющий и стремительный успех. Но победные салюты и выставки трофейного вооружения советские люди уже видели. Хотелось более зримого подтверждения грандиозной победы. До сих пор не выявлено, кто из советских руководителей выдвинул инициативу проконвоировать пленных через Москву. Хотя подобные шествия не были редкостью в истории войн ХХ века. В Первую мировую пленных русских солдат проводили по улицам Кенигсберга; в свою очередь, свидетелями маршей австрийских и немецких военнопленных были Москва и Петроград.

Операция, проведением которой занимался НКВД, получила название «Большой вальс».

Это была несколько ироничная отсылка к голливудской музыкальной мелодраме «Большой вальс» (1938) о жизни Иоганна Штрауса, сделанной выходцами из Европы во главе с французским режиссером Жюльеном Дювивье. Выпущенная в советский прокат 23 июня 1940 г. 2 картина пользовалась бешеной популярностью. Сын Марины Цветаевой Георгий Эфрон в записи в дневнике 2 июля 1940 г. отметил, что «сегодня иду с матерью смотреть американский фильм „Большой вальс“ (о Штраусе). Я этот фильм уже видел, но матери скучно идти одной, а я хочу, чтоб она этот отличный фильм увидала». «Все наши девицы, — писал Эфрон, — смотрели этот фильм по 810 раз».

И не только девицы, но и руководство страны, начиная со Сталина, решившее устроить вдохновляющий советских людей «вальс» по случаю побед Красной Армии.

Подготовка к операции шла в полной секретности. Ни сотрудники госбезопасности, сопровождавшие шедшие из Белоруссии эшелоны с пленными, ни жители Москвы, ни тем более сами военнопленные даже не догадывались о подготовке «парада». Значительная часть материалов, связанных с организацией шествия, не обнародована до сих пор. Один из немногих опубликованных документов — записка наркома внутренних дел СССР Л.П. Берии в ГКО от 15 июля 1944 г., где сообщалось, что «конвоирование военнопленных через Москву будет начато в 11 часов утра 17 июля».

Армия военнопленных, незадолго до этого привезенных в столицу и базировавшихся преимущественно на стадионе «Динамо» и ипподроме на Беговой, была поделена на две неравные части. Первая — основная, в составе 18 эшелонов, передвигалась по маршруту с ипподрома по Ленинградскому шоссе, улице Горького (ныне — Тверская) через площадь Маяковского, поворот налево в сторону Садово-Каретной, и далее полукруг по Садовому кольцу до площади Курского вокзала. Вторая часть колонн — из 8 эшелонов — от площади Маяковского вправо на Большую Садовую, по Садовому кольцу до Калужской площади и по Большой Калужской (ныне часть Ленинского проспекта) до станции Канатчиково.

Руководил движением колонн командующий войсками Московского военного округа генерал-полковник Павел Артемьевич Артемьев. Поддержанием порядка на улицах и организацией движения транспорта и пешеходов руководили комендант города Москвы генерал-майор Кузьма Романович Синилов и начальник милиции города Москвы комиссар милиции 2-го ранга Виктор Николаевич Романченко.

Эффект сарафанного радио

К записке Берии были приложены схема движения колонн и проект извещения от имени Романченко, которое предлагалось напечатать в «Правде» 17 июля на первой странице и передать по Московской закрытой городской радиосети в 78 часов утра 17 июля5. Таким образом, практически все, исключая высшее руководство страны, узнали о марше всего за 34 часа до его начала.

Извещение начальника московской милиции, как и предлагал Берия, опубликовали в «Правде» 17 июля — но не на первой, а на последней странице. В нем управление милиции Москвы доводило до сведения граждан, что 17 июля через Москву будет проконвоирована направляемая в лагеря часть немецких военнопленных в количестве 57 600 человек и указывались маршруты следования колонн. Сообщалось, что движение транспорта и пешеходов по указанным маршрутам «будет ограничено». Особо подчеркивалось, что «граждане обязаны соблюдать установленный милицией порядок и не допускать каких-либо выходок по отношению к военнопленным».

Далеко не все москвичи успели рано утром услышать сообщение или внимательно прочитать газеты, зато сработало сарафанное радио. Как вспоминал народный артист СССР Лев Дуров (1931 — 2015), тогда 13-летний школьник из Лефортово, «то ли в газетах было сообщение, то ли слух прошел (а в Москве, как известно, слухам надо верить), но всем вдруг стало известно, что по улице Горького и Садовому кольцу с вокзала на вокзал проведут колонну военнопленных… Такое пропустить было нельзя. И рано утром мы двинулись из Лефортова в путь».

Ипподром — Тверская — Садовое кольцо — лагерь

Движение колонн военнопленных, выстроенных по фронту 20 человек, с Московского ипподрома началось ровно в 11 часов утра. Перед этим пленным подвезли воду, чтобы утолить жажду, и неплохо накормили. В конвоировании принимали участие части войск НКВД: подразделения дивизии им. Ф.Э. Дзержинского, 36-я и 37-я дивизии конвойных войск8. По маршруту: Ленинградское шоссе, улица Горького, площадь Маяковского, Садово-Каретная, Садово-Самотечная, Садово-Черногрязская, улица Чкалова, Курский вокзал и по улицам: Каляевской, Ново-Слободской и 1-й Мещанской прошло 42 000 военнопленных. Движение на этом маршруте продолжалось 2 часа 25 минут.

Шествие возглавляла колонна генералов и офицеров в 1227 человек, из них 19 генералов и 6 старших офицеров (полковники и подполковники). Среди генералов по Москве прошли командующий 27 м армейским корпусом генерал пехоты П. Фелькерс, командир 53го армейского корпуса генерал от инфантерии Ф.В. Гольвитцер, командир 12го армейского корпуса генерал-лейтенант В. Мюллер, комендант Могилева генерал-майор Г. фон Эрмансдорф, комендант Бобруйска генерал-лейтенант А. Гаман и другие. Судьбы их сложились по-разному: двух последних публично повесили; Мюллер включился в антифашистское движение и продолжил военную карьеру в ГДР, в итоге покончив самоубийством; Фелькерс скончался в советском плену; Гольвитцер был осужден и освобожден в 1955 г.

Вторая часть колонн военнопленных прошла от площади Маяковского по улицам Большая Садовая, Садово-Кудринская, Новинский бульвар, Смоленский бульвар, Зубовская площадь, Крымская площадь, Большая Калужская улица, станция Канатчиково Окружной железной дороги. По этому маршруту прошло 15 600 военнопленных, и движение колонн продолжалось 4 часа 20 минут. Как докладывал о результатах конвоирования Берия, «по прибытии к пунктам погрузки военнопленные немедленно погружались в железнодорожные эшелоны для отправки в лагеря военнопленных. К 19 часам все 25 эшелонов военнопленных были погружены в вагоны и отправлены к местам назначения».

Никаких серьезных эксцессов по ходу шествия не произошло. Гневные выкрики, редкие случаи забрасывания камнями, саркастические комментарии, но больше — молчание и презрение во взглядах.

«Шествие подходило к концу, когда люди, стоявшие на тротуаре, вдруг засмеялись. Послышались громкие восклицания: «Правильно! Карболкой бы! Давай чисть как следует, дружок!» По улице шла машина с цистерной и упругими струями воды мыла асфальт"11.

Виза ЦК ВКП (б)

Разумеется, событие освещалось ведущими советскими изданиями. Согласно специальному указанию Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП (б), перед публикацией копии статей и фотоснимков направлялись для просмотра и утверждения начальнику Главного политуправления Красной Армии, секретарю ЦК ВКП (б) А.С. Щербакову. После чего отложились среди архивных документов Агитпропа за военные годы, хранящихся в РГАСПИ (Ф. 17. Оп. 125).

Далее публикуются с сокращениями очерк корреспондента «Правды» Б. Полевого «Немцы в Москве», при публикации переименованный в «Они увидели Москву»; статья Л. Славина «57 640 пленных немцев», которая, очевидно, предназначалась для «Известий», но так и не вышла в газете 18 июля 1944 г. и в последующие дни.

БОРИС ПОЛЕВОЙ

Они увидели Москву
…

Мы помним грязные, лживые листовки, которые летом 1941 года вперемешку с бомбами сбрасывали над столицей немецкие самолеты. В них немцы бахвалились, что «в ближайшие дни» устроят парад гитлеровских войск в Москве. Мы помним наглые немецкие передачи о том, что их офицеры уже видят в бинокли дворцы и улицы столицы. Мы вспомнили это еще раз, когда московские улицы были залиты сплошным потоком немецких пленных.

Это были пленные последних дней. Это была только часть пленных, взятых во время боев в Белоруссии. Но и они могли бы составить население целого, и не маленького, немецкого города. Они шли широкими шеренгами по 20 человек. Шеренга за шеренгой сплошным непрерывным потоком. И когда голова этого потока повертывала на площади Маяковского, хвост еще продолжал развертываться на Ленинградском шоссе.

Впереди шли генералы. Немецкие генералы живут дольше немецких солдат, поэтому не исключено, что некоторые из них торжественно маршировали на берлинской площади в качестве покорителей Европы. На московских улицах «покорители Европы» выглядели очень неважно. Генералы гитлеровских кровавых банд, они никогда не имели воинской чести, и им нечего было терять. Палачи народов оккупированных территорий, они, вероятно, даже приблизительно не знали, что такое совесть. Но даже им, этим гитлеровским зубрам, было явно не по себе, когда они проходили сквозь строй молчаливых, гневных, ненавидящих взглядов москвичей, стоявших бесконечными сплошными шеренгами на тротуарах.

Медленно и тяжело, глядя себе под ноги и не смея поднимать глаз, идет грузный, угловатый генерал-майор Гаман, комендант и главный палач города Бобруйска, прославившийся до этого своими кровавыми «подвигами» в Орле. Он ни разу не поднял своего взгляда. Рядом с ним в орденах, в островерхой фуражке шел огромный, плечистый генерал-майор Эрмансдорф. Он все время боязливо озирался, и, когда в толпе слышался свист или какая-нибудь женщина, не сдержавшись, выкрикивала проклятия, он вздрагивал и втягивал голову в плечи. Низенький, толстый, краснолицый генерал-майор Михаэлис, человек, славившийся своей жестокостью даже в собственных войсках, все время вытирал пот со своей остриженной бобриком головы и заискивающе, угодливо улыбался. Эти заискивающие улыбки были противнее и гаже, чем откровенно ненавидящие взгляды сухого, поджарого генерал-лейтенанта Траута, напоминавшего по ухваткам хорька, попавшего в капкан.

За генералами шли колонны офицеров. Огромные сплошные колонны. Грязные, оборванные, небритые и немытые, они напоминали скорее скопище бродяг, нежели офицеров регулярной армии. Им оставили их мундиры, их знаки различия, их ордена. Но и все это не делало их похожими на офицеров. Что же говорить о солдатах, потерявших в дни драпа по Белоруссии всякий человеческий облик?

— Довоевались, — иронически слышалось из толпы.

Сотни, тысячи москвичей стояли на тротуарах, на балконах, в карнизах окон, в трамваях и троллейбусах и даже на крышах трамваев и троллейбусов, наблюдая прохождение пленных. Они молча смотрели на это бесконечное шествие убийц, бандитов, грабителей, насильников и жуликов. Москвичи были исключительно дисциплинированны. Взгляды их были полны ненависти, которая, как казалось, могла испепелить, но лишь изредка слышались в толпе выкрики.

На углу площади Маяковского из толпы вырвалась высокая, худая женщина с загорелым, морщинистым лицом. Она рванулась к офицерской колонне.

— Убийцы! Убийцы проклятые! — закричала она. Десятки рук остановили ее. Это была ткачиха Трехгорки15 Елена Волоскова. Немцы убили у нее в Смоленске всю семью сына — невестку и троих внучат.

— Тише, тише, мамаша. Где надо, с них за все спросят — и за внучат твоих, и за хозяйство мое порушенное, и за сына убитого, и за дочь Тосю, что они к себе в Германию угнали, за все ответят, — успокаивал ее высокий седой старик Семен Холмогоров, крестьянин Клинского района.

Одна из колонн повернула на Крымский мост. Путь ее лежал мимо выставки трофейного вооружения. Шепот прошел по колоннам пленных. Пленный враг встретился со своей, тоже плененной, техникой. На Крымском мосту Герой Советского Союза старший лейтенант Власенко поднял высоко над головой своего сына Женю.

— Смотри, сыночек, смотри и не забывай. Только в таком вот виде могут враги попадать в нашу столицу.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 263. Л. 913. Копия. Машинописный текст, ручная правка

____________

БОНУС:

Сталин был доволен произведенным эффектом. Газеты всего мира, не жалея красок, описали шествие пленных. В Германии, разумеется, о «параде» в Москве не обмолвились ни словом. Но наверняка многие — особенно в высших кругах Третьего рейха — содрогнулись от ужаса. Больше всех, конечно, фюрер. Он страшно боялся, что русские, захватив Берлин, посадят его в клетку на всеобщее обозрение.

Возможно, после шествия пленных в Москве противники Гитлера решили, что медлить нельзя и с фюрером необходимо покончить. 20 июля в его ставке в Растенбурге взорвалась бомба. Кровавый властелин Германии получил лишь легкие ранения…

… Через некоторое время шествие пленных германцев провели в Киеве. Оно было менее масштабным и не столь эффектным, как в Москве. В «параде» участвовало почти 37 тысяч захваченных военных, в том числе более 500 офицеров. Общая длина колонны военнопленных составила 5 километров.

В докладной записке, адресованной Сталину, в частности, говорилось:

«Колонны военнопленных проходили по улицам города в течение 5 часов, т. е. с 10 часов утра до 15 часов дня. При движении колонн военнопленных по улицам города окна и балконы домов были заполнены местными жителями. По самым скромным подсчетам, их число составило 170 тыс. человек. Движение колонн по городу прошло организованно и никакими эксцессами не сопровождалось. Однако при прохождении военнопленных мимо госпиталей со стороны бойцов, находящихся на излечении, а также инвалидов Отечественной войны имели место многочисленные попытки проникнуть через цепь конвоя и нанести удары военнопленным. Охраной и конвоем такие попытки настойчиво пресекались…»

Пленные немцы надолго стали частью послевоенного пейзажа советских городов. Они работали во многих уголках СССР — строили дома, дороги, участвовали в восстановлении Днепрогэса и Донбасса, возводили предприятия, начинали прокладку БАМа, создавали первые турбореактивные двигатели.

Немцы ходили порой без охраны. Некоторые выпрашивали у прохожих хлеб, сигареты. Но в основном пленные предлагали свои услуги — среди них было много рабочих, рукастых мужиков. Как пел Высоцкий, «на стройке немцы пленные на хлеб меняли ножики…» И не только — им делали «заказы» смастерить кое-что из кухонной утвари — примусы, фонари, карбидные лампы. За работу немцы брали денег немного, а качество их изделий было высокое.

Иногда они садились отдыхать, доставали губные гармошки и наигрывали на них какую-то нехитрую мелодию. Увидев ребенка, смотрели на него с грустью, смахивали слезы и говорили, что в «фатерлянде» у них есть «киндер», которого они давно не видели…

Пленных начали отпускать на родину в конце 40-х годов. Но основная масса немцев оставалась в Советском Союзе. После визита в Москву в 1955 году престарелого канцлера ФРГ Конрада Аденауэра, где он провел очень эмоциональные переговоры с Никитой Хрущевым, немцев в нашей стране становилось все меньше и меньше. Представители СССР дали устное обещание отпустить домой всех пленных.

Когда канцлер вернулся в ФРГ, его встречали толпы восторженных людей. До сих пор считается, что самой большой заслугой Аденауэра было освобождение подавляющей части немецких военнопленных. Однако на родину вернулись, по разным причинам, не все. В обоих германских государствах — ФРГ и ГДР — отмечался «День верности», когда звонили колокола, проходили молитвы в церквях, вечером в окнах вспыхивали свечи в память о тех, кто не вернулся из России…