Деревянная лодка оставлена у причала,
как надежда на чудо изгоя и беглеца.
Я иду по дороге, и нет у неё начала.
Я иду по дороге — и нет у неё конца.
Мне две тысячи лет или больше, уже не знаю. Надо было записывать, сколько себе твержу.
Только тьма от меня отшатнулась,
как неродная, стороной, по болотной прохладе, крадётся жуть.
И бояться фантомов и призраков так нелепо, так ошибочно, что не найдется меня смелей.
Я иду по дороге. Во мне созревает небо, говорящее солнце, тягучий густой елей.
Я была пастухом, демиургом, купцом носатым, толкователем снов, рыбаком и его женой.
Пахнет травами, сеном, Белтейном и Лугнасадом.
Не имеющий смерти становится тишиной.
Деревянная лодка. Закат. У реки кобыла.
Тянет дымом. В охапке старик облака несёт. Иногда я считаю, что я уже всё забыла. Иногда я уверена, будто бы помню всё. Помню рёв океана, вкус августа,
скрип порога,
проклинавшего чьи-то тяжёлые башмаки. Закрывается дверь за последним единорогом.
Жеребёнок застенчиво сахар берёт с руки.