(Эпиграф)
«... гляжу подымается медленно...»
А. У. Фидерзейнову понадобилась женщина. Сильно. Очень!
Он искал ее всюду: в винарке за углом, под мостом, в загаженных и разоренных комнатах брошенного дома. И не находил. А женщина была нужна и желанна, ибо надыбал он картинку в журнале, а там люди… В такой, в такой позе…
Ох, как захотелось тоже человеком стать. Ненадолго…
Наконец, он нашел ее. Она стояла в печали у контейнера «Альтфатер — памятник Гурвицу» и мучительно пыталась увидеть в бутылке из-под портвейна хоть каплю жидкости.
— Пошли! — велел ей А.У. Фидерзейнов.
— А пошел ты!!! — ответила она.
Тогда он показал ей шкалик водки, специально хранимый для такого случая.
И она пошла за ним, как нитка за иголкой.
Он привел ее в свой подвал, где сараи теснились, толкая друг друга. Эти сараи берегли хозяйское топливо и никому не нужное барахло. Топливо, впрочем, тоже было ненужным, ибо в домах давно уже имелось центральное отопление.
А один из сараев потерял хозяйку. Умерла с год назад. А. У. Фидерзейнов ее знал. Даже помогал иногда в прошлом. То ведро угля поднесет, то охапку дров. Жильцы, вселившиеся в квартиру старушки, о сарае даже не подозревали, поэтому он посчитал его своим. Барахло из сарая частично продал на блошке, частично выбросил потихоньку. Но только то, что самому не надобно. И стал там жить. Замок поменял… В сарае было тепло — горячие трубы по подвалу проходили, а еще было светло, ибо присоединиться к старой проводке легко. Даже плитка электрическая имелась. Но он редко ею пользовался.
— Раздевайся! — велел А.У. Фидерзейнов женщине.
— Зачем? — засмеялась она и задрала юбку. А под юбкой ничего, кроме рваных чулок на резинках и не было.
— Не так! — досадливо скривился он. — Совсем раздевайся!
— Холодно! — возразила она и в доказательство зябко повела плечами.
Тогда он угостил ее водкой и окурком «Мальборо». Еще и плитку включил.
Она и разделась. Делов куча.
А.У. Фидерзейнов достал из-под матраса, на котором спал, заветный журнал и показал ей картинку.
— Вот так станешь!
— Не смогу, — подумав и примерившись, ответила она. — Давай лучше по-нашему, как все.
Но он не согласился. Ни в какую!
— Смотри, — доказывал он, ты так, а потом сюда нагибаешься, а я вот так и потом так. И тогда смогу. Точно! И вообще, как те, наверху…
Не выходило!
— А другой картинки у тебя нет? — устав, спросила она.
— Нет… — потухшим голосом сказал А.У. Фидерзейнов и вдруг заплакал. Рухнула, рухнула мечта…
Тогда она стала гладить его по голове, потом по плечам, ниже, еще ниже…
Потянула на себя, помогла…
И получилось!
После они лежали рядом, и ее голова примостилась на его руке.
— Не надо, не надо картинок! — шептала она. — Картинки в той, уже прожитой жизни…
А потом они уснули.
И…
Я не уверен, но мне кажется, что они были счастливы и даже видели сны.