Атос, Портос и Арамис — это прозвища. Как же звали мушкетёров на самом деле? Попробуем выяснить.

Эти люди — не выдумка Александра Дюма, они существовали на самом деле. Более того — романные прозвища мушкетёров как раз и образованы от их настоящих имён! Вот как их звали: Арман де Силлег д’Атос д’Отвиль, Исаак де Порто и Анри д’Арамиц.

Прототип Арамиса получил своё имя в честь аббатства Арамиц, дарованного его предкам в 14-м веке. Не потому ли он в романе мечтает стать священником?

А книжный Портос недаром сетует в романе на то, что «приходится убивать бедных гугенотов, всё преступление которых состоит в том, что они поют по-французски те самые псалмы, которые мы поём по-латыни». Ведь Исаак де Порто происходил из гугенотской семьи.

Ну и наконец Атос — самый старший из мушкетёров (в романе ему около тридцати лет), самый бледный, самый загадочный… В жизни бедняга не дожил до литературного возраста. Реальный Арман де Силлег д’Атос д’Отвиль был убит на дуэли в двадцать восемь лет.

Итак, Арман (Атос), Исаак (Портос) и Анри (Арамис).

Однако имя книжного Арамиса — Рене. А как звали книжного Атоса? Самый романтический из трёх мушкетёров носил самое «русское» из всех французских имён, … Оливье.
Так называет его в написанной Александром Дюма пьесе «Юность мушкетёров» жена Шарлотта (она же Анна де Бейль, она же леди Кларик, она же миледи Винтер). Оливье и Шарлотта («шарлотка», яблочный пирог) — вкусные имена!

Имя книжного Портоса Александр Дюма нигде не упоминает. А вот д’Артаньяна (в жизни Шарль де Батц) в книге звали Натаниэлем. Это имя упоминается в черновиках, но потом Дюма от него отказался — вероятно, чтобы избежать переклички с уже знаменитым в то время Соколиным Глазом Фенимора Купера. Того звали, если помните, Натаниэль Бампо.

Итак, Оливье, Рене, Натаниэль и добродушный здоровяк без имени… Непорядок!

Мы предполагаем, что Портоса — единственного из мушкетёров, у которого нет литературного имени — звали Александром.

Был такой случай в годы второй французской революции: Александр Дюма выступал на митинге. Происходило это на набережной.
— «Лжец!» — выкрикнул кто-то из слушателей, стоявших неподалёку в толпе.
Зря он не отошёл подальше… Про отца писателя — боевого кавалериста Тома-Александра Дюма — рассказывали, что он мог, зажав лошадь в шенкелях (то есть — между ногами, сидя в седле), подтянуться вместе с ней на потолочной балке…

Здоровяк Дюма схватил наглеца за штаны и, с лёгкостью оторвав от земли, поднял над рекой: «Извиняйся — или швырну в воду». Тот пробормотал извинения. «Ладно, — сказал Дюма. — Я просто хотел показать, что руки человека, написавшего за двадцать лет сорок романов, это руки рабочего».

Поступок, достойный Портоса!
Итак, Оливье, Рене, Александр и Натаниэль!

д’Артаньяна звали Натаниэль (Нафанаил), то это имя прямо таки вопиет о его гугенотском происхождении — у их английских единоверцев-пуритан, была тяга к ветхозаветным именам. Что, впрочем, не удивительно — д’Артаньян гасконец, южанин, в Юг Франции в те времена — вотчина гугенотов. Как писал Гумилёв-мл. — д'Артаньян католик, но его отец наверняка был гугенотом, перешедшим в католичество вместе с Генрихом Наваррским, а дед, скорее всего, прожил гугенотом всю жизнь.