В тот день пошел снег, и город встал.
Нет, не в пробках, как ты мог подумать сначала.
Просто люди замедлились, затормозили кто где
и встречали липкий, мокрый, новорожденный снег.
Лица напряженные и внимательные.
Издали, с тротуара или из-за вспотевшего окна автобуса,
тебе могло показаться, будто они разгневаны, и рты их искажены,
искорежены звуками бОльными, взгляды — тревожные.
Такие встречи — долгожданные, вымученные,
поэтому — заломы в межбровье,
и веточка-венка стучит у виска под тонкой, почти бумажной кожей,
а пальцы ощупью и недружно,
слепые, тыкаются в блеск позолоты сережек.
Снег плюхнулся прямо на брюхо капота
и прилип нежно и намертво
к каждой машине, как к матери,
не спрашивая можно ли, удобно ли,
без вежливого постукивания в двери и предупредительной смс —
просто настало время выпасть,
выпростаться
пухлыми белыми эустомами на лобовое стекло
и оставить, согревшись, мокрым то место,
спрятанное под зимним воротником,
закутанное, завернутое в платок.