Жили три друга-товарища. Пой песню, пой! Один был храбр и смел душой, Другой был умён собой. А третий был лучший друг. Пой песню, пой!

Софья Могилевская вспоминала: «В те годы, когда повесть задумывалась и писалась, жили мы в заводском посёлке. Окружающая обстановка и атмосфера дома очень похожа на ту, что в книге. И были у сына два близких друга, похожих на героев повести»…

Сюжет получился такой. Живут в заводском поселке два друга-первоклассника, Петя и Вовка. Сидят на одной парте (тогда еще сидели «на» парте, а не «за» ней). В классе появляется новенький.

Петя хорошо учится, и Вовка в целом скорее неплохо, а этот рыжий Кириллка — сплошное недоразумение. Без конца вздыхает, молчит, слова из него у доски не вытянешь, в тетради кляксы, на ушах веснушки… У него даже портфеля нет. В газете носит в школу учебники. Петя с Вовкой сначала невзлюбили его. А потом…

«- Кириллка, — сказал Петя, — будешь с нами дружить?

— С вами? — недоверчиво прошептал Кириллка.

— С нами! — подтвердил Петя. — С ним и со мной.

Но Кириллка молчал, переводя глаза с Пети на Вовку и с Вовки на Петю.

— Ничего не понимает! — с сожалением воскликнул Вовка. И громко, точно глухому, стал раздельно выкрикивать каждое слово: — Хочешь дружить… ты… да он… да я?»

«Тут Кириллка снова залился слезами. Он всегда хотел, только они не хотели… И он бы давно хотел, если бы они хотели… И если он молчал, так потому, что они все время молчали… Говоря это, Кириллка вытирал слезы сразу двумя носовыми платками, и его лицо — нос, щеки, лоб и подбородок — становились все грязнее и грязнее. — Это он об мой платок! — хвастливо выкрикивал Вовка».

Так у сироты Кириллки появились друзья. Появилась мама, ну и что ж, что Петина. Кляксы перестают падать в его тетрадь. Он получает первую пятерку по арифметике. Пой песню, пой.

Но потом Петя увлекается коллекционированием марок. Вернее, он увлекается дружбой с Лёвой, увлекающимся коллекционированием марок. Лёва — пятиклассник, отличник, блестящий молодой человек. И коньки у него — «гаги», а не «снегурки», как у Вовы.

Дружба с Вовкой и Кирилкой даёт трещину, Вовка злится, Кирилка вздыхает, кляксы снова падают в его тетрадь. Лёва между тем вовлекает доверчивого приятеля в сети жульнической комбинации, связанной с одной ценной (фальшивой) и якобы очень-очень опасной маркой. Оказавшись наедине с мучительной тайной, Петя окончательно теряет себя. Вовка гневно от него отрекается. Преданный (в обоих смыслах слова) Кирилка разрывается между бывшими друзьями, вздыхает… И случайно раскрывает Лёвин обман.

Кульминация бурная, как в добротном киносценарии: сюжетные линии множатся, множатся, тут же на глазах сплетаясь в тугой жгут. Кирилка теряет выданные ему тёткой пять рублей (задолжав такие состояния, вообще-то стреляются); у Пети истерика, он нагрубил учительнице, его выгнали из класса; Вовка и Кирилка отважно дерутся с Лёвой; Кирилка уходит из дома; в посёлке появляется загадочный незнакомец в меховых сапогах; Кирилку арестовывает милиция… От всеобщего волнения чуть не случился пожар, — мама забыла снять чайник с примуса! Впрочем, незнакомец в меховых сапогах, кажется, его прикрутил…

Текст насыщен событиями и деталями, но это не делает его нудным. Напротив, повесть завораживающе уютна, будто читаешь её при свете той лампы с зелёным абажуром, что стоит на столе у Пети. Потрескивает печка, за окном кружатся снежинки… В очередной раз дочитав до конца и убедившись, что всё закончилось хорошо (у Кирилки нашелся папа; Петя прощён; роковая марка сгорела в печке; три друга-товарища отправляются в театр смотреть «Снежную королеву» — не про войну, но все равно хорошо), я понял вдруг нечто совершенно неожиданное. Насчёт Кирилки. Очень неожиданный для детской советской повести персонаж. Ну вот куда он направляется, когда бежит от теткиного гнева из дома? На Север. А что там на Севере?.. А какую сказку перед этим вспоминают Петя и мама?"Снежная Королева". И кто там в ней туда, на Север, отправляется?..

Герда совершает «подвиг любви», это мы помним, знаем. Но если освежить в памяти сказку, окажется, что никакой любви в привычном нам значении обладания там нет. Герда, ни на мгновение не дрогнув, желает Каю счастья с принцессой. Ей важно, чтобы он был благополучен, а не был с ней. Она идёт в царство Снежной Королевы, не для того, чтобы его вернуть, а чтобы его спасти. Подвиг Герды — это подвиг смирения. Самоумаления. «Не важно, чего я хочу». И не «во имя любви» подвиг, а «за други своя». Посмотрим теперь на Кирилку. Он не так прост. Вопреки тому, что фокализатор в повести — Петя (фокализатор — это такой персонаж, в иллюминаторы глаз которого смотрит на события читатель), самым тонко настроенным персонажем является не он с его нежной и умной мамой, с его начитанностью, с его уютным домашним миром, а бесприютный Кирилка.

Кириллка любит делать странные вещи. Глядеть на искры, летящие в ночное небо из печной трубы. Или на пирожки, вспухающие в раскалённом масле на сковородке. Зачем-то долго считает школьные окна… В общем, «мечтает», можно сказать. А правильнее сказать — пребывает в состоянии углублённого созерцания. Но не в себя углубленного. О себе он почти не умеет думать. Он всё время думает о других. Об отце, дяде, тётке, о противном двоюродном братишке Генечке, о друзьях, о Петиной маме, об учительнице. А вот друзья, например, о нём редко думают… Пете не до того, а Вовка человек действия, он вовсе не имеет привычки задумываться. Не Вовка, не Петя и даже не мудрая, но растерявшаяся Петина мама, а именно Кирилка своим «уходом от мира» (бегством на Север) спасает и сохраняет их общий мир. Чувствуете, кто он такой?..

Кирилка — молитвенник. Созерцание ведь сродни молитве. Своими пресловутыми вздохами он будто отмаливает Петю и Вовку от их грехов: себялюбия и гневливости. Удерживает их вместе силой самоотречения и прощения. «Снежная королева» — лейтмотив и смысловой ключ сюжета: не случайно главные события повести — злое превращение и спасение Пети — происходят в зимних декорациях.

Между прочим, в кульминации оригинального, неадаптированного для советских детей текста сказки Герда читает «Отче наш». Соня Могилевская, девочка из интеллигентской дореволюционной семьи, это помнила. А мы, было время, и не догадывались.

***

Повесть «Марка страны Гонделупы» впервые была напечатана в 1941 году — всего за несколько дней до войны. Второе издание, вышедшее в 1958 году, было существенно переработано. Литературовед Мариэтта Чудакова считает, что переделка книгу испортила. Не могу судить, я читал только во второй редакции. Отмечу только один момент.

В результате переделки в тексте стало меньше речевого натурализма. Например, в первом издании продавщица гастронома говорит: «- Нет, как вам это нравится? Уже пять минут эти два ребёнка стоят перед моим же прилавком и ругают мой же товар! Сейчас же уходите с магазина! Ой, эти дети вгоняют меня в гроб!» А во втором всего лишь: «- Сейчас же уходите из магазина! Как вам не стыдно! Целый час стоят и бранятся. Беда мне с этими ребятами!»
Издание 1941 года.

В первом варианте передана прелесть местечковой еврейской речи (Чудакова политически корректно называет это «украинизмами»). Во втором — образ продавщицы становится… идеальнее. Ближе к универсальной неизменчивой форме. «Вековечнее», так сказать. Если уж у бесфамильного Кирилки нет особой, отдельной от остальных национальности, то пусть не будет её и у Вовки (в первой редакции он был Опанасом), и у Пети (сына Могилевской звали Ароном), и у других как бы «русифицированных», а на самом деле — просто универсализированных в русском тексте детей. Всё правильно. Дети не бывают русскими, украинцами, евреями и так далее. Дети — они пока просто люди. Литература должна сначала «чувства добрые лирой пробуждать», а потом уже услаждать слух. Книга Могилевской, написанная в суровое время, пробуждает добрые чувства.