Пусть запятая остаётся,
А точку я бы отменила.
Пока мне на земле живётся,
Хочу, чтоб даль меня манила.
А точка этому мешает.
Она — упрямая, тупая —
Пространства начисто лишает,
Поскольку отроду слепая.
А, впрочем, есть удачней выход:
Не гнать её, концом стращая,
А лишь утроить мирно, тихо,
Тем в многоточье превращая…

А всё-таки спинку бы надо держать,
Не складывать крылья, как лист не дрожать,
Все дни без разбора — и вторник, и среду,
И прочие дни отмечать, как победу
Веселья над грустью, рассвета над тьмой,
Сиянья над хмарью, весны над зимой.
А ежели носа не можешь не вешать,
Ищи поскорее, кого бы утешить,
Кому бы сказать: «Не тоскуй, не грусти».
Глядишь, и себя ты сумеешь спасти.

Всё уляжется однажды, всё уляжется,
И какой-нибудь просвет вот-вот покажется.
А покуда всё не так и всё не клеится,
Остаётся только верить и надеяться —
Только это немудрящее занятие,
Что целебно, как сердечное объятие.

Трепещут лёгкие крыла…
Я тоже на земле была,
И всё ещё хожу по ней
Средь вешних зыблемых теней.

Мала апрельская трава,
И впору позабыть слова,
И над землёю воспарить,
И тихим пёрышком сорить.

— Да брось, не к спеху, не горит.
— Как — не горит?! Почти сгорело.
Вот-вот душа покинет тело
И в эмпиреи воспарит.
— Ах, так? Ну, значит, только тем
И стоит, наконец, заняться,
Что размышлять, мечтать, слоняться,
Забыв о времени совсем.