1. В храме.
Останься, Мария,
послушай, Мария,
смотрю без конца на твои январи я,
библейская слышится аритмия:
Мария — Мария — Мария!
Ты знаешь, ты видела, что я такое:
несу в себе едкое и живое,
стоим, разделённые аналоем:
нас двое, Мария,
Мария, нас — двое!
И мне не мучительно и не страшно,
что всё тебе зримо с заоблачной башни,
мне визы не надо, не надо, не надо,
в земных филиалах и ведомствах ада
я стала адептом страданий и жара,
снегами укрыться бы Килиманджаро,
стихами укрыться бы с головою.
Мария, одни меня видят святою,
другие мучительно ненавидят,
но крутят катрены мои на репите.
Учили бы Быкова и Гандлевского,
но нет, они тыкают мне смсками.
Я знаю, Мария: меня оправдают,
меня здесь в театрах и барах читают,
детей называют стихами моими,
пусть камень летит,
я твержу твоё имя…
2. На кухне.
Под тусклым плафоном,
на кухонной паперти
мы мнём уголки у замызганной скатерти.
Сказать тебе правило стихосложения?
Безумное жжение, адское жжение!
Что делать, Мария,
что делать мне с ним?
Поэзия — это Голгофа, Гольфстрим,
Варшавское гетто, Гулаговский плен!
Прочти им, Мария, пожалуйста, всем:
я не протестую, не требую сдачи,
все стены в квартире моей — Стены Плача,
не вынесла нежная моя Муза
силлабо-тонического абьюза:
сбежала надорванная, нагая,
всю боль междометий превозмогая.
Ко мне приходили и брали с конвоем…
Нас двое, Мария,
Мария, нас — двое!
3. На сцене.
Моя зарифмованная индустрия —
держусь за афиши и за словари я.
Мне больно,
мне всё ещё больно, Мария,
паломники ждут за дверями моими:
мужчины — медали и холод кинжала,
чтобы наследников им рожала,
чтобы осёдлое земледелие
вместо ямбического безделия,
и женщины — голод и грация стали,
влюблённые в то, чем с годами не стали,
влюблённые в лучшее отражение,
в моё безутешное словокружение.
Мария, настроены микрофоны,
пора выходить из комфорта и комы,
восходит прожектор над сумраком сцены
звездой персонального Вифлеема.
Останься, Мария, Мария, послушай,
заблудшие здесь собираются души.
Останься, Мария, Мария, смотри,
как Свет разрывает меня изнутри,
в заполненном зале, в конце диалога —
нас много, Мария,
Мария, нас много!