— Быстро переодевайся и на тренировку!
Эту фразу Витя слышал чаще всего в жизни. Гораздо чаще, чем такое важное и нужное «Я тебя люблю», например. Его надо было любить и говорить ему об этом, а на него возлагали надежды и следили в оба глаза, чтобы тренировки по футболу Витя не пропускал. Все мальчики любят футбол, а он его ненавидел всей душой. Нет, не сразу! В детстве очень любил. А потом, во втором классе отец одноклассницы, Любы, который был тренером в футбольном клубе, увидел, как Витя гоняет мяч с пацанами в дворовой коробке, и сказал его отцу:
— А у парня-то талант! Это надо использовать.
Сказал, вероятно, в самом хорошем смысле. Но родители, которые вечно были в каких-то стеснённых материальных обстоятельствах, зацепились за эту перспективу. Талант! Это же не просто так. Это можно стать футболистом и выбраться из бедности. Всей семьёй выбраться. Витя и сам понимал, как это важно, потому, что бедность прочувствовал на своей шкуре. Когда всем дарили дорогие кроссовки Nike и телефоны, а ему — портфель, а то и вовсе книгу. Но ради футбола родители поднапряглись, и купили ему футбольную форму для просмотра в академии. И, естественно, его приняли.
Первое время Вите даже нравилось. Но ежедневные тренировки — это вам не на выходных с пацанами во дворе мяч погонять. Это футбол почти каждый день (кроме воскресенья). Изматывающий и надоедающий. Вот и Вите… надоело. Но подвести родителей он не мог. И забивал, забивал, забивал. Да, позиция у Вити в футболе была «нападающий».
В пятнадцать он вдруг полюбил рисовать. Понял, что получается хорошо. Но понимал, что даже заикаться об этом не стоит. Просто иногда вечерами, вместо того, чтобы пойти гулять с друзьями, Мишкой и Славкой, он брал альбом, карандаш, и рисовал счастье. Свободу. От надежд, возлагаемых на него, и от футбола. Свобода выглядела всегда по-разному, но всегда спокойно и тихо. Глядя на рисунки не слышны были свистки судьи и вопли с трибуны. Витя смотрел на свои наброски и очень жалел, что не может переместиться в тот, нарисованный мир. А продолжает оставаться в этом, где поле, мяч и ворота, победы в молодёжных первенствах, и ободряющее похлопывание по плечу тренером Игорем Александровичем:
— Молодец, Витька! Ещё годик, и в дубль пойдёшь! Молодец, так держать!
А дубль, это уже и деньги. Ежемесячная зарплата, пока не миллионы, но первый шаг на пути к тому, о чём так мечтали мама с папой. Жалела Витю только бабушка.
— Вы что, не видите, оглоеды, что парнишка уже умаялся? Не хочет он этого вашего футболу. Ты, бессовестный, — пеняла она зятю, — нет бы сам переучился на кого, работу приличную нашёл. Так ты решил Вите на шею сесть?
— На какую шею, Тамара Петровна? Он ещё ничего не заработал. Пока только мы вкладываем в него. — отбрыкивался отец.
— Дак, скоро заработает — ты ведь спишь и видишь! Заработает, и денег вам, и психоз себе. Отстали бы от ребёнка, паразиты. Один в охране штаны просиживает, другая в библиотеке. А он вам что-то должен, что ли?
— Ба, не ругайся. — встревал Витя, которому жалко было всех. — Нормально всё. Люблю я футбол. Тренер говорит, что только по любви можно так забивать.
Отец почему-то заржал, мать продолжила мешать суп в кастрюле. В такие разговоры она предпочитала не вмешиваться. И мать Вити, Варвара, и отец его, Кирилл были уверены, что всё делают правильно. Сын станет большим, а может и великим футболистом. Возможно, тем, кто поднимет на ноги наконец-то российский футбол — тренер на него не нарадуется. Ну, а то, что деньги будут платить — это же хорошо! Кому не хочется денег? Всем хочется, и всем они нужны. Ну, нет у них своих талантов! Не сами же они в том виноваты. А у Вити есть. И что плохого, что парень реализует талант. А заодно поможет своей семье.
До заветного попадания в дубль оставалась пара месяцев, когда Витя с Мишей и Славой пошли кататься на скутере, который Мише купил отец.
— Осторожнее там! — крикнула мать вслед уходящему Вите.
— Угу. — буркнул он.
Они катались в основном по дворам, но потом надоело. Всё одно и то же, развернуться негде.
— У вас прав нет. — засомневался Миша. — Вам нельзя по проезжей части.
— Да что ты как старикан: нельзя, нельзя. Мы же осторожно.
Осторожно не получилось. Витя не помнил ничего, кроме того, что поворачивал на большом перекрёстке направо. И действительно ехал очень аккуратно. И по сторонам вроде смотрел. А пацаны ждали его во дворе буквально за углом — перекрёсток проехать, да свернуть за дом. Но вдруг наступила темнота. Очнулся Витя уже в больнице. Рядом сидела бабушка.
— Очнулся! Слава Богу.
— Ба… что случилось? Где я?
— Ты в больнице! У тебя перелом ноги в трёх местах. И сотрясение мозга. Но, в целом, всё не так уж плохо.
Но бабушка почему-то отворачивалась. И Витя понял:
— Я больше не смогу играть в футбол, да?
Бабушка внимательно посмотрела на него и кивнула.
— Хорошо-то как. Я свободен. — Витя улыбнулся во весь рот. — Больно только. И родители…
Он хотел сказать «расстроятся», но тут степень огорчения родителей представилась ему во всей красе, и радость сменилась ужасом.
— Витюша, родной. Ты потерпи, скоро укол поставят. Будет не так больно. — бабушка всю жизнь сама проработала медсестрой и знала, о чем говорила. — А про то, что ты сказал — не бойся, я им не скажу. Ты главное порадуйся, что не хуже. Что живой.
— И ходить буду?
— Будешь-будешь. — раздался бас в палате. — Ну, как ты тут, гонщик серебряной мечты?
Врач осмотрел его, сказал Вите лично, что с футболом покончено, и что хромота после срастания костей зависит от него.
— Заниматься придётся, разрабатывать. Если будешь стараться — через год уже сможешь ходить, не хромая. Тебе очень повезло.
Мишке повезло не очень. Скутер был изрядно помят. Отец, Роман Сергеевич, сурово наказал его, и на следующий день отправился к родителям Вити. Он хотел посочувствовать им, что всё так случилось, и поговорить о ремонте скутера. Хорошо, что парень остался жив, и что урод, который его сбил, скрылся. А то начали бы разбираться, что к чему, а Витя без прав, да на чужом мопеде. В общем, если родители Вити люди порядочные, они и сами должны понимать, что скутер денег стоит.
Дверь в квартиру Корнеевых была открыта, оттуда доносились громкие голоса. Роман постучался и вошёл. Никто не обратил на него почти никакого внимания.
— Здравствуйте! — начал он.
— Да почему я-то виновата? Я всё делала, чтобы он спокойно занимался футболом. На, Витенька, кашки тебе чуть не с ложечки с утра! Постирала тебе всё, сложила. Только ходи учись да тренируйся. А ты, ты что сделал?!
— Да это я его отвёл на футбол! Я узнал, что у пацана талант! А ты… не могла его уберечь от безумных прогулок с этими идиотами!
«Ага, мой, видимо, входит в число идиотов» — подумал Роман Сергеевич.
— Всё! Тут ловить больше нечего! Я тебя, дуру, ради Витькиных перспектив терпел! А теперь, всё. Ухожу!
— К кассирше своей? Да вали, скатертью дорога!
В Кирилла полетели вещи. Он подбирал их и складывал в сумку. Параллельно супруги продолжали ругаться и оскорблять друг друга. Романа Сергеевича будто бы там и не было. И ему резко расхотелось требовать деньги на ремонт скутера. Что он, немощный, что ли? Сам ремонт не оплатит?
Через несколько дней бабушка пришла к Вите, изнывающему от скуки на больничной койке, и принесла костыли.
— Врач сказал, тебе надо ходить помаленьку начинать. Лежать ни к чему, одна-то нога целая.
— Ба, почему мама не приходит? А папа?
Тамара Петровна вздохнула:
— Разводятся они, Вить. Вот такие невеселые новости.
— Из-за меня? Что я теперь играть не смогу?
— Не хотела тебя расстраивать…
— Ба, получается без футбола я им не нужен? Ни разу не пришли.
Губы у Вити дрожали.
— Знаешь, ты не плачь! Ты мне нужен. Плюнь на этих паразитов. Что тебе принести?
— Ничего. И костыли унеси! Не буду я ходить. Не хочу.
Витя плакал и не знал, действительно ли он освободился от судьбы футболиста, которую не хотел, или у него теперь, без футбола, всё невозможно плохо.
Варвара после ухода мужа тщательно убирала квартиру. И до комнаты сына добралась. Она не шла в больницу, потому, что ей было страшно. Надежды рухнули, и смотреть на искалеченного Витю ей не хотелось. Страшно и обидно. Боялась наговорить ему злых слов. Винила его. А потом себя. Из-за денег так расстроилась, а у сына нога сломана. И болит, наверное. И Варвара тёрла полы и окна, выгребала отовсюду мусор, как будто хотела утонуть в этой уборке.
Под матрасом сына лежал альбом. Варя открыла и потрясённо перелистывала страницы. Боже мой, карандашом, без красок, а красота-то какая! Неужели, это Витя нарисовал? Только тоска какая-то в этой красоте. Безысходность. Варя прижала альбом к груди и зарыдала. Потом опомнилась: чего ж она сидит-то, бессовестная!
В магазине на последние деньга Варя купила всё для рисования. Хорошие карандаши, большой альбом, минимальный набор красок и кистей — может Витя в цвете попробует? Всё было дорогим, но это самое малое, что она могла сделать сейчас.
Витя уже не плакал. Лежал, жалел, что накричал на бабушку. Она-то в чём виновата? Надо будет позвонить, попросить прощения. Он встал, подтянул к себе костыли, и собрался идти на пост, звонить. Мобильного после аварии у него не было. Но тут дверь открылась и вошла мама. Витя застыл около кровати, держась за костыли.
— Привет, сынок. Как ты тут?
— Нормально. — буркнул Витя.
— А я вот… принесла тебе.
Варвара выложила на тумбочку подарки.
— Вот, Витя. Рисуй. Пожалуйста, рисуй. Так красиво у тебя.
И разревелась. Подошла к сыну, обняла. Витя почувствовал, что тоже сейчас заплачет. Снова.
— Ма, ты погоди, я присяду. Я еще не ходил толком.
Он сел на кровать. Слёзы удалось сдержать.
— Болит? — спросила мать.
— Уже меньше. И уколы колют. Нормально всё.
— Прости меня, сынок. Я такая гадина. Ужас. Как ты всё это выдержал?
Она присела рядом с Витей и обняла его. Он прижал её к себе и ответил:
— Ничего, мам. Главное, теперь я счастлив.