Иногда в весну хочется не потому совсем, что зима одолела, а потому что ты примёрз к самому себе, к своей внутренней неприкаянности, к ощущению застывшего времени, где всё пропадает.

И весна здесь, как прорыв эмоциональной блокады, внутри которой было страшно, непонятно, голодно и пусто.
А ты стоял посредине и в остром бессилии наблюдал, как что-то трагичное происходит со вчера ещё переполненными надеждой и планами людьми… и ничем, совсем ничем не мог остановить это.

В день, когда заплачут снеговики, твоя боль понемногу пойдёт на убыль.
Ты же не бежал от неё, не прятался, не пытался сделать вид, будто её нет.
Но ещё успевал поддерживать тонкое пламя повседневной жизни, цепляясь за самые верные инструменты исцеления: приготовить еду, не утонуть в пыли, постирать вещи, пройти с собакой в любую погоду…

Ты жил, потому что это твоя работа. Странно, конечно, звучит, но это именно так.
Работа.
Мысль живительная, потому как только ты её понимаешь и принимаешь до конца, быстро теряешь вредную иллюзию считать жизнь плохой из-за того, что в ней не всё совсем опирается на повсеместный поиск удовольствий.

В день, когда заплачут снеговики, ты получишь шанс чистого листа…

Это шанс, который даже не мы сами даём себе, а что-то, что больше нас… то, что позволяет нам освободиться от своей долгой виноватости, от принижения своего права продолжать и продолжаться даже после больших ошибок и потрясений, от обиды за неслучившееся или, наоборот, за то, чего мы вовсе не хотели.

И я верю, что этим шансом надо воспользоваться.