Вера сидела на широком подоконнике кухни студенческого общежития и рассеянно болтала ногами. На ногах красовались толстые, грубой вязки, красные носки с едва угадывающимися силуэтами оленей — подарок бабушки на зиму. Переносицу Веры венчали столь же толстые и грубые очки с выпуклыми, похожими на лупу линзами.
В семье к Верочке относились со снисходительно-покровительственной жалостью: ишь, какая уродилась девка — слабенькая, неказистая… Хоть умная, вон, в институт в самой столице поступила, выдержала огромный конкурс! Ну, не красавица, конечно, жениха столичного вряд ли отхватит, поди, так и будет одна век вековать, зато, глядишь, на хорошую должность пристроится. родне помогать будет…
Нет, назвать дурнушкой Веру ни у кого бы не повернулся язык. Девушка была… какой-то абсолютно серой и неприметной, будто выцветшей: непонятного сивого цвета волосы, светло-серые, почти бесцветные, глаза, чуть курносый нос, тонкие губы… Мышь — она и есть мышь…
Из триста четвёртой комнаты раздавалось бренчание расстроенной гитары — это Макс репетировал новогодний репертуар. Вера тяжело вздохнула и отвернулась к окну. За окном мягкими, почти невесомыми хлопьями падал пушистый снег. До Нового года оставалось четыре часа…
Макс Вере, конечно. нравился… Да что там — на курсе не было, пожалуй, ни одной девчонки. которая бы не вздыхала томно, провожая взглядом мускулистую фигуру институтского красавчика. Зеленоглазый, с роскошной копной каштановых волос, Макс словно сошёл со страниц глянцевого журнала или выпрыгнул из телевизора во время рекламного ролика.
Вот только сам парень внимания к собственной персоне не любил, на вздохи девушек внимания не обращал и предпочитал делам амурным успехи в учёбе.
При этом занудой он не был, нет. Напротив, Макса можно было смело назвать душой компании. Обаятельный и остроумный, он словно освещал персональным солнцем любое помещение, где появлялся. Всё-то у него спорилось, и лишь любви в его сердце места не было. В кулуарах уже шушукались по поводу его ориентации, но парень пропускал гнусные слушки мимо ушей. Грязь к нему не прилипала.
— Ну что, опять замечталась? — затормошила подругу одногруппница Ленка — Пошли на стол накрывать, скоро уже куранты пробьют, а нам ещё желания надо на бумажке написать, бумажку сжечь, а пепел в бокал с шампанским бросить, а то не исполнится ничего… Не знаю, как ты, а я мечтаю без «хвостов» закрыть сессию.— с этими словами Ленка потянула подругу к столу.
С учебой у Веры проблем не было… А может, загадать, чтобы Макс её полюбил? Да ну, чушь какая… Тем не менее, Вера нацарапала на клочке салфетки: «Хочу, чтобы меня полюбил Максим Б». Очки мешались, и Вера отложила их в сторону. Теперь поджечь бумажку… Так… «Пусть, ну пусть Макс меня полюбит! Ну пожалуйста-пожалуйста!» — горячо прошептала, стряхивая пепел в бокал.
Теперь залпом выпить… Куранты уже начали отсчет последних секунд уходящего года.
Пузырьки газа немедленно оказались в носу, щекоча его, и вместе с последним ударом часов на Спасской башне Вера от души громко чихнула.
Студенты засмеялись, а девушка, покраснев, словно свекла, пулей выскочила в коридор.
Возвращаться за стол после такого позора не хотелось, и Вера, накинув дубленку, вышла во двор общаги.
Вдали грохотали фейерверки, слышались весёлые голоса. И только Вере отчего-то неудержимо хотелось плакать. Снег переливался радужным разноцветьем в свете фонарей, и девушка невольно залюбовалась… Сзади кто-то неожиданно приобнял за плечи. Вера невольно ойкнула и обернулась.
Перед ней стоял смеющийся Макс:
— Не ожидала? А мне стало скучно с нашим дружным студенческим коллективом, вышел прогуляться, смотрю -ты. Знаешь, я давно хотел сказать тебе. что ты мне нравишься… Ты -настоящая, не то, что эти легкомысленные куклы. Так пусть твоё желание сбудется!
И, поймав недоуменный взгляд Веры, добавил:
— Ты пустой кусочек салфетки сожгла, очки же сняла… А бумажка с желанием так и осталась на столе лежать. Ну, я и прочитал… Случайно…Пошли гулять! Ведь должны же сбываться новогодние мечты!