Одна женщина с гордостью рассказывала мне вчера, что она никогда не кричит на своего ребёнка, а просто резко замолкает, если становится им недовольна. Замолкает и делает вид, будто его нет. Будто ее маленький мальчик — невидимка или сделан из прозрачного стекла. И это всегда работает.

Я слушала женщину, которая описывала безупречный способ превращения собственного ребёнка в человека, который однажды перестанет доверять своим чувствам, станет бесконечно уязвимым к чужим отказам и который вербальное насилие по отношению к себе будет воспринимать как норму. Я слушала женщину, ребенок которой прилежно выучит ее урок молчания как данность о том, что его мысли и чувства не имеют никакой ценности, ничего не значат и никого не волнуют.

Есть такой вид психологического насилия — материнское молчание. Это когда невозможность совладать с собой коряво трансформируется в игнорирование кого-то другого. Ребёнок не понимает чего именно его лишают молчанием, но неизбежно чувствует себя отверженным, ненужным и выброшенным.

Знаете, я ещё не встречала в своей жизни человека, в психику которого был бы встроен механизм совладения с материнским молчанием. А это значит, что, защищаясь, детская психика спасает себя, как умеет: блокирует нервные связи, нарушает гормональные процессы, сбивает иммунную систему и навсегда изменяет свою собственную структуру. В тот момент, когда мама замолкает, какая-то часть ее ребёнка превращается в ментальное хранилище непереработанного жизненного опыта, который, как бомба замедленного действия, однажды обязательно рванет. Чем рванет? Да тем, что валяется в пыли заброшенного чулана его психики: огрызками обид, клочками невысказанных чувств, обрывками детских надежд и кусочками правды, завернутыми в эмоции. Когда рванет? А, в любой момент. Например, когда кто-то не ответит на его телефонный звонок, не выполнит обещанного, не перезвонит после собеседования на работу, не пригласит на свой день рождения или забудет о чем-то рассказать…

Зигмунд Фрейд называл психотравму отвержения нарциссическим шрамом. Тем шрамом, который остаётся на душе на всю жизнь. И чем чаще ребёнок попадал в ситуацию отвержения, тем глубже становился этот шрам, тем ниже опускалась его самооценка и пышнее расцветало непринятие себя.

У психики нет ни прошлого ни будущего, она живет в настоящем со всеми своими ранами и шрамами, полученными ею когда-то. Травмированные мамы неизбежно травмируют своих детей. Неизбежно и неосознанно. Как это остановить? Прорабатывать свои психотравмы, чтобы случайно не передать их своим детям; доращивать свою личность, не позволяя ей травмировать того, кто только начинает свою жизнь и того, кто дорог вам больше всех на свете. Это непросто, но, поверьте, оно того стоит…