Знаете ли вы, каково это — убить человека. А я знаю, потому что однажды уже убивал.
Ну то есть как убивал, не совсем, конечно. Но целых сорок минут — а это очень долго! — этот человек для меня был мёртв. И пал он от моей руки. От левой, потому что я левша.
Я гостил у бабушки на даче, в дачном поселке. Мне было, кажется, лет десять. А жертву звали Даня. Он был мой приятель и сосед. Мы с Даней носились по улицам, ходили на речку, катались на тарзанке и без всякого сожаления тратили те невероятно длинные, не в пример нынешним, дни.
А на соседней улице меняли трубы. Трубы проходили прямо вдоль проезжей части под землёй, поэтому одна половина улицы представляла собой длинный котлован, а вторая — горную гряду.
На дне котлована лежали две толстые трубы, а по бокам и между ними стояла вода. Коммунальные службы точно знают, как должно выглядеть место для игр. Мы прыгали по трубам, взбирались на кучу земли, снова спускались с неё и так часа три. И вообще не скучно, идеально!
А потом мне остро понадобилось кинуть камень и я сразу его взял и кинул. Потому что когда тебе десять лет и до школы еще два летних месяца, ты обычно так и поступаешь. Берёшь и делаешь.
План был перебросить камень через насыпь, чтобы он упал в котлован за ней и сделал плюх. Камень я взял побольше, чтобы плюх был посильней.
Размахнулся и метнул так сильно и высоко, как мог — даже пальцы на руке немного закололо! В этот момент на вершине насыпи появился Даня и встал в полный рост. Как говорится, друг оказался вдруг.
Камень как раз заканчивал крутую дугу и врезался точно Дане в макушку. Самым острым своим углом. Даня почему-то выпрямился ещё сильнее, схватился обеими руками за голову, заорал ААААААА! и в таком виде улетел назад, в котлован.
И там, в котловане, крик оборвался.
Вместе с криком оборвалась та часть моей жизнь, в которой я не убиваю друзей.
Если вы думаете, что я изо всех сил рванул на помощь или за помощью, то пришло время узнать меня немного лучше. Я действительно рванул, но в обратную сторону — домой. С воем пробежав по комнатам, я бросился на диван, зарылся в него лицом, закрыл голову подушками и заревел.
Мама с бабушкой, заслышав эти звуки падающего прямо на дом Мессершмитта, пришли проверить, уцелел ли экипаж.
— Да что случилось-то?! — спрашивали они.
— ЫЫЫЫЫЫЫ! — безутешно выл я в ответ.
Быть убийцей оказалось невыносимо тяжело. И хуже всего то, что освободиться от этого чувства было уже нельзя — роковая ошибка совершена, нет никакого смысла в раскаянии.
— А где вы играли? — опытная бабушка как-то смогла расшифровать завывания.
— ЫЫЫЫЫЫ! — не вынимая головы из-под подушки, я рукой объяснил следствию, где искать тело.
— Ну что ты, что ты, тихонько… — меня ласково погладили поверх подушки и ушли. Видимо, на опознание.
Через день Даня вышел из дома. Он сидел там же на насыпи с забинтованной головой и заговорил со мной первым. Выглядел он при этом, как чистое прощение.