На девятнадцатом году революции Сталину пришла мысль (назовём это так) устроить в Ленинграде «чистку».
Он изобрёл способ, который казался ему тонким: обмен паспортов.
И десяткам тысяч людей, главным образом дворянам, стали отказывать в них.
А эти дворяне давным-давно превратились в добросовестных советских служащих с дешёвенькими портфелями из свиной кожи.
За отказом в паспорте следовала немедленная высылка: либо поближе к тундре, либо — к раскалённым пескам Каракума.
Ленинград плакал.

Незадолго до этого Шостакович получил новую квартиру.
Она была раза в три больше его прежней на улице Марата. Не стоять же квартире пустой, голой. Шостакович наскрёб немного денег, принёс их Софье Васильевне и сказал:
— Пожалуйста, купи, мама, чего-нибудь из мебели.
И уехал по делам в Москву, где пробыл недели две.

А когда вернулся в новую квартиру, глазам своим не поверил: в комнатах стояли павловские и александровские стулья красного дерева, столики, шкаф, бюро. Почти в достаточном количестве.
— И всё это, мама, ты купила на те гроши, что я тебе оставил?
— У нас, видишь ли, страшно подешевела мебель, — ответила Софья Васильевна.
— С чего бы?
— Дворян высылали. Ну они в спешке чуть ли не даром отдавали вещи. Вот, скажем, это бюро раньше стоило…
И Софья Васильевна стала рассказывать, сколько раньше стоила такая и такая вещь и сколько теперь за неё заплачено.

Дмитрий Дмитриевич посерел. Тонкие губы его сжались.

— Боже мой…

И, торопливо вынув из кармана записную книжку, он взял со стола карандаш.

— Сколько стоили эти стулья до несчастья, мама… А теперь сколько ты заплатила?.. Где ты их купила?.. А это бюро… А диван… и т. д.

Софья Васильевна точно отвечала, не совсем понимая, для чего он её об этом спрашивает.

Всё записав своим острым, тонким, шатающимся почерком, Дмитрий Дмитриевич нервно вырвал из книжицы лист и сказал, передавая его матери:

— Я сейчас поеду раздобывать деньги. Хоть из-под земли. А завтра, мама, с утра ты развези их по этим адресам. У всех ведь остались в Ленинграде близкие люди. Они и перешлют деньги — туда, тем… Эти стулья раньше стоили полторы тысячи, ты их купила за четыреста, — верни тысячу сто… И за бюро, и за диван… За всё… У людей, мама, несчастье, как же этим пользоваться… Правда, мама…

— Я, разумеется, сделала всё так, как хотел Митя, — сказала мне Софья Васильевна.
— Не сомневаюсь.

Что это?..
Пожалуй, обыкновенная порядочность. Но как же нам не хватает её в жизни! Этой обыкновенной порядочности!