Дорогая, как ты там за мукой-разлукой
в своем буйном цветеньи кукуешь года?
Протяни мне —
в прощаньи застывшие — руки.
Я вернусь! Я тебя никому не отдам!

Я ворвусь к тебе ночью,
как воин ликуя,
упаду пред тобою в священном бреду.
И губами, забывшими вкус поцелуя,
как к колодцу, к любимым устам припаду.

Буду пить твое тело до изнеможенья.
Чтоб вскипала в объятьях звериная жуть.
Окна я кирпичем заложу.
И до жженья
на губах — буду пить.
А потом расскажу,

как в глухой полутьме своей чуть не ослеп я,
когда, свет твой увидев, пошел напролом…
Как однажды, накрыв мою голову пеплом,
смерть нависла, глаза зачерпнувши крылом.

Как визгливая ревность взвивалась над шконкой,
как на лезвии бритвы игрался с судьбой,
когда старого зэка седая наколка
в тонком лучике мне показалась тобой.

Как тебя рисовал я, и стенка сырая
проминалась,
как рвалась незримая нить,
когда пальцы я сбил,
штукатурку сдирая, —
чтоб тебя на свободу с собой унести.

Как звучала во мне, желваками играя,
затихала на миг и взрывалася вновь,
в эти гиблые камни вживаться мешая,
эта невоплощенная в сказку любовь.

Я вернусь навсегда. И душою воскресну.
Сбереженную мною затеплю весну.
И тебе — растерявшейся —
выплачу песню,
и прижмусь к тебе весь.
И, как мертвый, усну.
3 июля 1993 г.