У стены спала городская стража.
Молодой повеса, фальшивя страшно, выводил красотке с высокой башни
что-то глупое про глаза.
Торговали яблоками и шёлком.
Налетевший ветер зубами щёлкал,
выдувая мусор из каждой щёлки.
Ближе к ночи была гроза.
Фонари пригнули от страха шеи.
Грозовые старые ворожеи
рассыпали градины ли, драже ли,
убирая с брусчатки зной.
Проверяя улицы, подворотни
, они словно крепко зашили рот мне. Проносились мысли, десятки, сотни,
и одна, что пришли за мной.
Я в углу сидела, поджав колени,
и боролась с дрожью до исступления. Понимала, что ощущает пленник,
то есть пленница, то есть я.
Но потом как будто бы провалилась
в забытьё (спасибо за эту милость).
А очнулась — дочки нечистой силы
на пороге уже стоят.
Говорили ведьмы, плясали ведьмы:
и в минуту счастья, и в час последний
всё равно ты будешь женой медведя.
Суждено тебе на роду.
Я могла бы просто махнуть рукой
и раствориться в чёрном ночном покое. Только слово честное, колдовское
и пророчащее беду,
тяжело как камень на дне колодца.
Дождь утих, и в небо пустили солнце. Загалдели кумушки и торговцы, всполошился газетный люд.
Аромат дарили цветы акаций.
Понемногу начали забываться
грозовые ведьмы.
Их злые танцы потихоньку свелись к нулю.
Сколько лет спустя, не скажу, простите, помню — пыль, корзинка и круг в зените. Время — мягкий бархат и тонкий ситец.
Время сбора душистых трав,
выпить сны, которые не испиты.
Прямо в лес бежала вперёд тропинка.
И деревьям белки чесали спинки,
язычками мелькнув костра.
Лето жарким выдалось, даже слишком.
Я спешила в чащу по старым шишкам,
и вот тут действительно сбылся мишка,
так огромен и косолап.
Почему-то, правда, пропали страхи.
Что считали с туч дождевые свахи?
Я хожу босая, в простой рубахе,
и прекрасны мои дела.
На уютной кухне порядок полный,
вереницы банок стоят на полках.
На закате дом озаряет всполох
и блестит остриё ножа.
Ворон каркнет: дьякон спешит к обедне,
а портовый нищий привычно беден.
Я живу в лесу и люблю медведя.
И баюкаю медвежат.
Они очень славные медвежата.
Появились точно к осенней жатве.
Пусть резвятся вволю, и мне не жалко,
на здоровье пускай шалят.
Выдам тайну только лесам и рекам —
муж рождён не зверем, а человеком.
И хотя он шкуру снимает редко,
у него человечий взгляд.