У магазина музыкальных инструментов,
В тени магнолии пристроился бродяга,
Из всех пожитков — старый плед завязан лентой,
Футляр со скрипкой, да потрепанная фляга.

Передохнув немного в бархатной прохладе,
Он из футляра вынул старенькую скрипку,
Поцеловал ее и ласково погладил,
И озарилось в тот же миг лицо улыбкой.

Он заиграл, закрыв глаза, так виртуозно!
Порхали пальцы, словно бабочки, по грифу,
Парил смычок непринужденно, грациозно,
Лилась мелодия в тончайших переливах.

И останавливались люди в изумленьи,
Пленяла музыка, проникнув вихрем в душу.
Нет, не босяк он, не бродяга — чудный гений!
И в то мгновенье лишь его хотелось слушать!

Ему в футляре оставляли в благодарность
Монеты звонкие, шуршащие банкноты,
И восхвалив его талант, неординарность,
Спешили дальше быстро люди на работу.

А он играл… И суета большого мира
Его не трогала, была не интересна.
За ним украдкой наблюдали два сапфира
Огромных глаз из магазина, бессловесно.

Видала дева в жизни много музыкантов,
И тех, конечно, что считали совершенством
Самих себя. Но самородков и талантов
Не попадалось, как тот уличный маэстро.

Открыв глаза, скрипач достал листок бумаги,
И, отложив свое сокровище за спину,
Карандашом водил, как палочкою маги.
Им любовалась пианистка сквозь витрину.

Вдруг тишину нарушил гогот отморозков:
«Кому сдалось твое пиликанье, убогий!»
Они толкнули его в спину грубо, жестко…
Он распластался вдоль бордюра у дороги.

Один громила подхватил с ухмылкой скрипку
И об асфальт ее ударил что есть мочи,
Ногами прыгал он на корпусе так шибко!
И над кусочками смеялся громко очень…

Как в клетке зверь, скрипач беспомощно метался.
Истошный крик из горла вырвался наружу…
И отступил верзила, взгляда испугался,
Что замораживал сильней, чем вьюга в стужу.

Осколки скрипки сгреб в охапку, как ребенка,
И долго нянчил, бедолага, тихо плача,
А в голове застыв стоп-кадром кинопленка,
Все возвращала в страшный миг той неудачи.

А за стеклом в немых рыданьях сотрясаясь,
Сползла на пол по гладкой стенке пианистка,
Себя в бессилии коря и ужасаясь
Бездушным взглядам, опустившихся так низко.

Порывы ветра по асфальту раскидали
Листы бумаги из открытого футляра:
На белом фоне птицы-ноты рвались в дали
Поодиночке, группируясь в тройки, пары.

Скрипач поднял их и порвать пытался с горя.
Не инструмент разбили в щепки — в клочья душу!
Но голос сзади отрезвил и успокоил:
«Я не позволю вам прекрасное разрушить!»

«Отдайте мне, маэстро ваше вдохновенье» —
Сказала девушка и руку протянула.
Повиновался он, увидев вдруг спасенье,
И заблестели снова капельки на скулах…

Вторые сутки он лежал на старом пледе,
Уткнувшись в стену и обняв футляр от скрипки.
Глаза ввалились и мертвецки стал он бледен,
А жизнь, как парусник, качалась в водах зыбких.

Но вдруг услышал музыкант: «Вставай, братишка!
И распишись вот здесь и тут на документах.»
Недоумение промчалось в мыслях вспышкой,
Скрипач с вопросом посмотрел в глаза агента.

«Садись в машину, довезу тебя до дома,
Да не смотри так ошарашенно, не надо!
И ровно в семь ты к променаду будь готовым,
Считай, что это тебе ангела награда!»

Сумбур из мыслей пробудил воспоминанья:
Реанимация… И мама в долгой коме…
Игра на скрипке заглушала то стаданье…
Жестокий отчим, что сгорел по-пьяни в доме…

Ему казалось всё нелепой, странной сказкой,
Когда вошел он в дверь уютнейшей квартиры.
Не мог понять: за что и кем в момент обласкан?
И для кого, он — голодранец стал кумиром?

А на столе лежала краткая записка:
«Побрейтесь, вымойтесь. В шкафу парадный смокинг.
В футляре запонки для полного изыска
И ровно в семь агент Вас встретит у дороги.»

Его доставили в фойе дворца культуры
И повели по полутемным коридорам,
На стенах в рамках красовались партитуры,
И вот кулисы показались его взору.

Узнав мелодию, знакомую до дрожи,
Что издавало в тишине фортепиано,
Скрипач почувствовал мурашек бег по коже
И от волнения вмиг стал немного пьяным.

Шагнул на сцену он к хорошенькой брюнетке,
А пианистка подбодрив его улыбкой,
Глазами быстро показала на банкетку,
На ней блестела декой новенькая скрипка.

Он так играл, что умилялись в Поднебесной,
Аккомпанируя дождем по красной крыше.
Из сердца музыка рвалась, ей стало тесно!
Рукоплескал маэстро зал и сам Всевышний!
23.07.2021