Он приходит домой и снимает куртку,
и снимает свитер, и снимает майку,
и снимает кожу, и снимает мясо,
и садится кушать — он читает книгу,
он включает песню, он включает небо,
ночью на балконе, а на небе звезды,
и он очень голый, абсолютно голый —
и ему не страшно.
И она приходит, а его не видно, и его потрогать ей ужасно сложно,
его руки — воздух, его тело — воздух,
он сидит отдельно, он похож на небо.
Разговор натянут, разговор их сложен,
но она вдруг видит — на полу есть кожа,
на полу есть мясо, на полу есть майка,
на полу есть свитер, на полу есть куртка,
и она снимает свою куртку тоже,
и снимает свитер, и снимает майку,
а потом снимает осторожно кожу,
и снимает мясо, чтобы голой тоже.

«Я такой, как видишь, ведь теперь ты видишь, ведь теперь ты знаешь, что я был под кожей».

И она все знает :"Да, я вижу, слушай,
ты большое небо, ты глаза большие,
ты устал, я знаю, целый день ты в коже,
на работе в коже, под землёй, в метро,
в ней ужасно тесно, в ней ужасно душно. Чтобы кто-то понял, надо много слов,
но теперь ты дома, но не в этих стенах,
в смысле чувство дома, там, где дом — покой."

«Я стою раздетый, мы с тобою голы,
таким голым был я только лишь с тобой.
И теперь попробуй, и теперь потрогай,
и скажи на ощупь я на что похож?»

«Ты похож на чувство, на большое чувство, будто небо вскрыли — ты душа его.
Будто ты огромный, ты такой огромный,
ты имеешь смысл, ты такой весомый,
но в руках ты лёгкий, как полет у птицы, ощутимый еле, сердцем невесомый,
и тебя лишь чувством я могу измерить».

Он её потрогал, он ей след оставил,
тихим днем весенним спали молча два в одеяле неба, два весенних неба, и их кожа молча на полу спала.

«Я тебя запомню вот такой навечно, бесконечно голой, я так рад, что ты мне в ответ разделась, расстегнула кожу, все, что есть сняла, мы теперь такие, что все в мире можем, то, что мне так нужно, ты мне отдала.
Не вставай, я скоро, я повешу кожу в тёмный шкаф до завтра, что б её не смять.
Завтра снова нужно, этот дом покинуть, на работу нужно, на автобус, ждать, торопиться, знаешь, я устал от кожи, если б можно было вдруг её содрать посреди прохожих посреди студентов, продавцов, красоток, пленников метро.
Каждый носит кожу, но не каждый может снять её и быть лишь, кем нам быть дано.
Иногда я думал, что никто не знает, что под кожей что-то, что под кожей „ты“.
Людям очень страшно, я устал от грязи,
от ужасно плоской кожной красоты.
Люди судят кожу, люди любят кожу — это есть любовь их, кожаных, пустых.
Кожа их красива, их дома нарядны — кожаные люди с чувством пустоты.
Человек быть должен с чувством человека, человек не кожа — человек то в ней. Но скажи, как можно, когда кожа коже говорит, что любит, что это за игры кожаных людей?
Ведь любовью можно заниматься только, если ты разделся, точно мы с тобой»

И они лежали, голые, друг в друга проникая молча, точно неба два вдруг в одно сливаясь и рождались в ночь ту бестелесной мысли в них двоих слова.
Ведь любовью в коже заниматься пошло, потому что это будто бы игра.
Люди прикрывают кожаною ложью то, в чем скрыта суть их, трогая тела.

.7 июня 2016 г.