После вчерашнего домой идти не хотелось. Илья знал, что там его ожидает серьёзный разговор.

Вчера мама узнала о своём восемнадцатилетнем сыне — то есть о нём — всю правду: что он, оказывается, курит, увлекается крепким напитками, и что у него есть такие друзья, которых в народе называют… как бы сказать помягче… неформалами.

Собственно из-за этих друзей всё и произошло. Завалились к Илье в гости, устроили бедлам, уйти вовремя забыли.

Мама пришла с работы уставшая, увидела всё это, закрылась в своей комнате и проплакала там весь вечер — от обиды. Она, ведь, старалась воспитывать сына в духе интеллигенции, так же, как воспитывали её собственные родители. Никогда не повышала на сына голос, старалась во всём его поддержать, развивать любые его способности. А сын поступил в институт и… как с цепи сорвался.

Илья с замиранием сердца подошёл к двери своей квартиры, и ему померещилось, что из-за железной двери доносятся какие-то странные неестественные звуки.

Он скорее открыл дверь ключом, и… не поверил своим ушам — откуда-то с кухни раздавалась душераздирающая песня Сукачёва: «А когда я к бабуле заскочу на минутку, мы с ней его весело пьем». Причём, голоса звучали женские.

Илья ринулся на кухню и… остолбенел.

То, что он увидел, не укладывалось ни в какие рамки приличия. За столом сидели три женщины, среди которых была мамочка Ильи и две совершенно незнакомых особы. Все они были очень изрядно навеселе. На столе при этом стояли многочисленные бутылки, в тарелках лежала грубая еда — солёные огурцы и огромные куски мяса. Но главное — все три женщины были с огромными трубками в зубах и при этом нещадно дымили.

— О… — некрасиво засмеялась мама, увидев сына. Она вдруг закашлялась, вынула трубку изо рта, и добавила: — Мой разбойник пришёл… Явился…

— Привет, парниша… — Две дамы подняли руки вверх, затрясли ими в знак приветствия, и не оглядывась на вошедшего продолжили петь. — У нее ничего не осталось, у нее в кошельке три рубля…

— Мама… Что это?.. — промямлил Илья, не понимая, как себя вести.

— Это свобода, сынок! — радостно воскликнула мама. — Долгожданная свобода! И правильно, сколько можно притворяться? Вчера ты показал мне, как нужно жить в этом мире.

— Эй, чувачок, — воскликнула вдруг одна из женщин, обращаясь к Илье, и протягивая ему свою трубку, — не желаешь капитанского табачку?

— Да куда ему? — захихикала другая гостья. — Задохнётся он от такого. Может, лучше предложить ему мясца? Он, наверное, никогда не пробовал говядинку прямо с кости? Это тебе не шаурма-маурма…

— Мама, кто это? — с дрожью в голосе поинтересовался Илья.

— Это? Это мои подруги детства, — гордо сказала мама. — Страшные неформалки. В своё время они не вылезали из детских спецприёмников.

— Мама… — Илья сглотнул ком, который от испуга вдруг появился в его горле. — Но ты же не такая…

— Откуда ты знаешь, какая я? — спросила весело мама и снова засунула трубку в зубы. — Может, я всю жизнь им завидовала?

— Нам тогда все завидовали! — почти завизжали от смеха эти отвратительные женщины. — Все девчонки в школе. А твоя мамка больше всех. Но у неё родители были — интеллигенты. Ей было нельзя. Но сегодня она решила взять своё, и мы её за это уважаем. Предлагаю за это громыхнуть стаканами.

— Ура!!! — загремело за столом, и женщины оживлённо зазвенели посудой.

Мама, вдруг, опомнилась, и посмотрел на сына странным испепеляющим взглядом.

— Будешь?

— Чего буду? — не понял сын.

— Тебе наливать?

— Нет… — испуганно замотал он головой. — Мама, а когда они уйдут?

И тут одна женщина вдруг показала ему дулю, а потом ещё и добавила:

— Мы никогда не уйдём. А если даже и уйдём, то вернёмся. Ты, это… чувачок… ты не напрягайся. Ты же, говорят, сам вчера переступил красную черту. А если ты переступил, то почему её не может переступить и твоя маман?

— Да, — подхватила мысль вторая гостья. — Дай твоей золотой мамашке насладиться весёлой песнью. Думаешь, ей не надоело тебя воспитывать? Ещё как надоело. Но она, глупая, думала, что ты оценишь её старания, постараешься не позорить род. Ан, нет… Не получилось… И значит, зачем дальше делать вид, что всё нормально? Но ты же не виноват. Мы же никогда ни в чём не виноваты. Такова философия у человека, сынок. Совершать бяку и делать при этом вид, что мы не причём. Кстати, у тебя есть на груди наколка?

— Что? — Илья, почему-то, сделал шаг назад. — Вы про тату говорите, что ли?

— Какую ещё тату? — захохотала эта женщина. — Тату, это когда цветочек у женщины на одном месте. А я говорю про настоящую мужскую брутальную наколку. Хочешь, я на твоей спине храм наколю, с куполами?

— Нет… Не хочу… — Илья опять сделал шаг назад.

— Да? — удивилась женщина. Потом кивнула. — Правильно. Рано тебе ещё, не заслужил ты такое… Вот когда заслужишь — обращайся. Я могу. А ты чего сейчас хочешь? Вообще чего хочешь? А?

— Я ничего не хочу… Ничего… — Илья закрыл руками в отчаянии глаза и, пошатываясь, побрёл в свою комнату.

Когда дверь в его комнату закрылась, мама встала из-за стола, открыла форточку в кухонном окне, и совершенно трезвым голосом тихо сказала:

— Как думаете, девочки, мы не переборщили?

— Нормально, — улыбнулась одна из подруг. — Сцена трёх ведьм из Макбета удалась на славу. Из тебя, Машка, вышла бы прекрасная актриса. Айда к нам в театр.

— Да… — деловито кивнула вторая подружка. — Клин клином вышибается. Мальчик должен запомнить это надолго. А если не подействует, ты звякни, мы ему другой спектакль организуем, с приведениями. Опять повеселимся…

Спустя час Илья с опаской выглянул из своей комнаты и увидел, что мама тихонечко спит на своём диване.

Он на цыпочках прошёл в пустую прибранную кухню, затем заглянул в коридор, в совмещённый санузел, даже в кладовку заглянул, и только убедившись, что гостьи бесследно исчезли, смог облегчённо вздохнуть…