МИНЕЙ ЯРОСЛАВСКИЙ (ГУБЕЛЬМАН) — ПАЛАЧ ПРАВОСЛАВИЯ
Говорун-осквернитель.
«Однажды в Горном Зерентуе англичанка-миссионерка подарила Емельяну Ярославскому и его товарищам Библию. „Мы эту библию взяли у неё, — вспоминал он в 30-е годы, — но употребление из этой библии сделали разное, какое… я сейчас стесняюсь сказать… вы можете об этом сами догадаться“.
После революции осквернение святынь стало массовым. Так новая власть боролась с влиянием церкви. Об этом написаны первые антирелигиозные статьи Ярославского, напечатанные в сибирских газетах 1920−21 годов. Их тема -вскрытие мощей православных святых.
„Не ради насмешки устанавливает Советская власть истину, не ради насмешек открывает она вековой обман. Пусть все знают, что они кланялись 12 фунтам гнилых костей, изъеденных червями и молью — пишет Ярославский. — Это поможет крестьянам Сибири перестать верить в помощь молитв и мощей и научит их полагаться на свои силы“.
Осенью 1922-го решением Политбюро „неистового Емельяна“ назначили председателем Комиссии по проведению отделения церкви от государства при Агитационно-пропагандистском отделе ЦК РКП (б). В том же году он возглавил газету „Безбожник“, а двумя годами позже — Центральный совет Союза безбожников СССР. На два десятилетия Ярославский стал организатором всей антирелигиозной работы в стране.
Атеист всея Руси
На заседания Антирелигиозной комиссии дважды в месяц собирались представители партийной элиты: Крупская, Луначарский, Менжинский, Крыленко и другие. Здесь утверждались списки закрываемых церквей и монастырей, планы конфискации церковного имущества.
Заместителем Ярославского был начальник 6-го (церковного) отдела Главного политического управления Евгений Тучков по кличке Игумен. На основании справок ГПУ они вдвоём в условиях строгой секретности составляли списки неугодных власти священников. Тысячи клириков были арестованы, а затем расстреляны или отправлены в ГУЛАГ.
Автографы Ярославского и Тучкова стояли на списках идеологически вредных книг, изымавшихся из библиотек для уничтожения или передачи в спецхраны. В категорию запрещённых авторов вошли Платон, Кант, Ницше, Шопенгауэр, Жуковский, Толстой, Достоевский и многие другие.
Антирелигиозная комиссия выступила „против какой бы то ни было материальной или моральной поддержки со стороны государства певческих и музыкальных хоров, концертов и капелл духовного характера“. Так запрещёнными к исполнению стали „Всенощная“ Рахманинова, „Божественная Литургия“ Чайковского и даже „Реквием“ Моцарта. В опалу попали духовные сочинения Баха, Генделя и других великих композиторов. Нарушение каралось лагерями.
В музейные запасники отправились тысячи произведений отечественных и европейских мастеров, написанных на религиозный сюжет. Даже новогодняя елка как пережиток Рождества попала под запрет. Он был отменён лишь в 1936 году.
Идеологическим обоснованием всей этой запретительно-репрессивной деятельности стал пятитомник товарища Ярославского „Против религии и церкви“. Критике главной книги христианства он посвятил самый знаменитый свой труд „Библия для верующих и неверующих“.
Истребитель „сорной травы“
На излёте 20-х годов, в период „наступления социализма по всему фронту“, Миней Израилевич показал себя непримиримым борцом с оппозицией. Положение обязывало: ещё в 1924 году он был избран секретарём партийной коллегии Президиума Центральной контрольной комиссии.
Главным инструментом избавления от еретиков стали партийные чистки, которые рьяно пропагандировал Ярославский. В газетных публикациях на заданную тему его пафос достигает лирических высот.
„Опыт, который мы сейчас проделываем с партией, — единственный в истории, — пишет он. — Его не знает ни одна страна, ни одна партия. Вовсе не потому, что в других странах партии меньше засорены чуждыми им или случайными элементами, — нигде не проявляется такой любви к своей партии, такой заботы, какую проявляем мы. Именно поэтому мы должны и совершаемую нами проверку провести так, чтобы вместе с сорной травой не вырвать здоровых колосьев из нашей коммунистической нивы“.
Ударник „министерства правды“
Ярославский внёс весомый вклад в дело фальсификации новейшей истории страны. Его плодовитость поражает воображение. В библиографии Емельяна Михайловича — более 300 книг и статей по истории народничества, революционного движения в России, партии большевиков, революции 1905—1907 годов, Октябрьской революции и её всемирно историческому значению, проблемам международного рабочего движения и всяким другим проблемам.
Но главной в творчестве „советского Нестора“ стала ленинская тема. Ещё в 1917 году в Якутии Ярославский сочинил одну из первых биографий вождя. И понеслось! Брошюры и статьи множились одна за другой: „Ленин и комсомол“, „Ленин о крестьянстве“, „Ленин о вооруженном восстании“, „Ленин о революции 1905 года“ и так далее.
Однако и на старуху бывает проруха. Вышедший во второй половине 20-х годов четырёхтомник „История ВКП (б)“ под редакцией Емельяна Ярославского вызвал недовольство верхов. Сталин работу не одобрил, Каганович назвал её „фальсифицированной историей, подкрашенной под цвет троцкизма“, а „Правда“ обругала авторов „школкой троцкистских контрабандистов“.
От испуга Ярославский впал в ступор. Человека, вылившего на Троцкого ушаты помоев, самого записали в троцкисты. По свидетельству очевидца, в эти дни Ярославский „сидел в пустой комнате в кабинете ЦКК, подперши голову рукой, и с диким видом смотрел в окно“. Однако рассиживаться было некогда. Ярославскому предстояло срочно заняться исправлением идеологических ошибок. И Емельян не оплошал!
Он переработал книгу, подчеркнув особую роль Сталина в истории ВКП (б) как вождя, неизменно шедшего рука об руку с Лениным. Получив высочайшее прощение, Ярославский с этого конька уже не слезал. Одну из глав книги „О товарище Сталине“ он назвал просто — „Вождь народов“. А финальную часть нового издания „Биографии В.И. Ленина“ украсил бессмертной формулировкой: „Сталин — это Ленин сегодня“.
Жизнь наверху и немного после
К середине 30-х годов Емельян Ярославский достиг вершины благополучия. Роскошная квартира, огромная персональная дача с роялем и коврами, персональный „роллс-ройс“. В свободное от идеологической борьбы время хозяин пишет натюрморты, по старинке набивает чучела и ухаживает за цветами, семена которых ему доставляют из-за границы.
Вот одна из его записок этой прекрасной эпохи: „Личное. Наркомат обороны. Товарищу Е.А. Щаденко. Дорогой товарищ Щаденко! Если можно подкинуть 3−4 машины доброго конского навоза для моего сада, то я прошу это сделать. Посылаю план дороги, по которой ехать машине. Садоводческий привет. Ем. Ярославский“.
Умирал он мучительно — от рака. Терял сознание, блевал кровью. Человек верующий мог счесть это наказанием Господним. Но Ярославский был материалистом, поэтому до последних дней продолжал писать статьи для „Правды“. „Почему так мало заказываете?“ — с обидой в голосе спрашивал он навещавших его газетных начальников. Партийная печать оставалась последней соломинкой, связывавшей его с жизнью».