Вот и утро, и мне не надо больше моей войны: тьмы подпольной, привязи подневольной; уравнений, где переменные не равны, где заутреня перетекает в заупокойню. Тишина, обет молчания, горький дым расплескался из труб на нежно-кремовом небосводе. Это бог свободы, я снова лечу за ним, кому надо, тот непременно меня находит. И душа моя открыта для новых рифм, я несу их в горстях, как спелую землянику, все костры догорают — такой нынче тут тариф, свежий ветер в лицо, а солнце — ты посмотри-ка, умывает деревья янтарным живым теплом, и струится по телу упругая злая сила. Ни в обход не идти, ни сквозь забор переть напролом, ни в глаза не глядеть, ни тем паче в чужую спину.
Осень снова надрывна, колюча и горяча, и стриптиз до костей, и плюётся навзрыд дождями. И ни пули в висок, ни под рёбра тебе меча, и ни саги посмертной, героям что всем слагали. Ни закатной хандры, неизбежности лунных фаз, желтоглазого зверя чуткого в тёмной чаще. Ты идёшь на прорыв, ты снова себя как-то спас, ты уходишь в рассвет чистым, сильным и настоящим.