На премьеру сатирического представления
по ошибке послали коню приглашение;
дескать, «имеем честь, лучшее место, такой-то вечер».
Конь приехал, но запоздал, в расчете на пышную встречу.
Билетер не хотел пускать.
Но швейцар наклонился слева:
— Могут быть неприятности, лучше впустить, коллега.
Конечно, ржет и паскудит…
А вдруг он инкогнито, Некто?
С виду он конь, а по сути, может, какой директор.
Дожили: все иллюзорно.
Поди разберись со всеми.
Простой человек не пустит.
А после скандалят в сейме.
Пустим. — Они поклонились.
Конь в фойе оказался.
Тихо заржал от восторга.
Потом слегка причесался.
И отправился в зал. Там в первом ряду улегся.
Солидно взглянул на сцену. И зрелищем сим увлекся.
На сцене пела певица, ладонь прижимала к сердцу.
Однако спустя полчаса заскучал он
и начал вертеться.
Кто-то ему улыбнулся, что коню было очень лестно.
Конь потянулся и встал (копытами в плюш) на кресло
и стал раздавать поклоны.
Причем весьма безупречно:
посланникам очень сердечно, студентам вполне беспечно.
Каждому, дескать, свое — будто он знал Лукреция.
В антракте конь овладел словами «аспект» и «концепция»
и сыпал ими на все стороны, производя колоссальный эффект:
игогогогоконцепция, игогогогоаспект.
Конь говорил.
Публика ловила его слова.
Потом прибежал фотограф.
Кинооператор накрутил две ленты.
А в финале программы на сцене была намалевана трава.
Конь вскочил.
И траву съел.
И сорвал аплодисменты.

Перевод
ИОСИФА БРОДСКОГО