Александр Солженицын — один из «апостолов» антикоммунизма и антисоветизма, а его книга «Архипелаг ГУЛАГ» — настоящая «библия» этого направления. Давно уже выяснено, что сей «шедевр» до краёв наполнен необычайно пахучим враньём. В солженицынском вранье хорошо просматриваются несколько его типов.
Враньё фактическое. Представляет собой ничем не подтверждённые, голословные заявления. Отличным примером такого вранья является набор следующих утверждений:
«Портной, откладывая иголку, вколол её в газету на стене и попал в глаз Кагановичу — получил 10 лет. Тракторист Знаменской МТС утеплил свой худой ботинок листовкой о кандидате на выборы в Верховный Совет — 10 лет. Сторож нёс тяжёлый бюст Сталина. Снял ремень, сделал Сталину петлю на шею и понёс через плечо по деревне — 10 лет. Глухонемой плотник стелет в клубе полы, пиджак и фуражку во время работы набрасывает на бюст Ленина — 10 лет. 16-летний школьник-чувашонок сделал на неродном русском языке ошибку в лозунге стенгазеты — 5 лет. В бухгалтерии совхоза на лозунге „Жить стало лучше, жить стало веселей. (Сталин)“ кто-то приписал „у“ — мол, Сталину жить стало веселей. Посадили всю бухгалтерию. Водительница краснодарского трамвая поздно ночью возвращалась из депо пешком и на окраине на свою беду прошла мимо застрявшего грузовика, близ которого суетились. Он оказался полон трупов — руки, головы и ноги торчали из-под брезента. Её фамилию записали, на другой день арестовали. Спросил следователь: что она видела? Она призналась честно (дарвиновский отбор). Антисоветская агитация, 10 лет.»
В этих утверждениях ни одной фамилии, ни одной ссылки на источник, ни одного документа. Солженицын и его сторонники убеждены, что мы должны слепо всему этому верить.
Враньё статистическое. Представляет собой ни на чём не основанные заявления о десятках тысяч и миллионах жертв, различных «потоках», развёрстках, долях, процентах и т. п. Доказательств или ссылок на какие-либо документы, естественно, опять-таки никаких. Вот самые интересные примеры:
«После убийства Кирова в Ленинграде арестовали четверть населения города (т. 1, стр. 66), а позднее эта доля повышается до половины (т. 3, стр. 83−84). Из ста заключённых у 85 никакого преступления не было (т. 2, стр. 554). В ГУЛАГе за 35 лет (до 1953 года) пересидело, считая с умершими, 40 миллионов (т. 2, стр. 594).»
Даже посчитать население страны перед войной этот математик не смог: было-де 150 миллионов (т. 3, стр. 31).
Враньё откровенное и глупое. Впечатление, что Солженицын писал по принципу «пипл схавает». Следует, впрочем, отдать должное: часто «пипл» действительно «хавает», даже и сегодня. Приводим примеры.
«Всякий советский человек, поживший за границей, должен был сажаться в лагерь (т. 1, стр. 259−260). Инженеры в советское время не могли дать своим детям высшее образование т.к. они считались людьми нисшего сорта (т. 1, стр. 380). Большую часть своей истории прежняя Россия не знала голода (т. 2, стр. 138). В 30-е — 40-е годы наука переходила от подлинных учёных и инженеров к скороспелым жадным выдвиженцам (т. 2, стр.596). (Среди них, видимо, были Ландау, Курчатов, Королёв, Калашников, Ильюшин, Яковлев, Келдыш и тысячи других.). Всех калек Великой Отечественной войны сослали на некий северный остров, причём без права переписки, где они и доживали на момент написания книги (т. 3, стр. 373). Наше социалистическое государство всегда было против смешанных браков (т. 3, стр. 390). За годы войны и послевоенные школа наша умерла, её больше нет. Дети потеряли вкус, учились — как повинность отбывали (т. 3, стр. 426−427).»
Президент Кеннеди, признавший превосходство советского школьного образования, был, видимо, полный дурак.
Враньё о Великой Отечественной войне. Большей частью представляет собой разновидность вранья откровенного и глупого.
«В 1941 году отступали по 120 км в день (т. 1, стр. 87). (Сам Солженицын, интересно, не пробовал с полной солдатской выкладкой пройти пешком за день 120 км?) Под Вязьмой цвет московской интеллигенции (рабочих и служащих в народном ополчении, видимо, не было) сражался с берданками 1866 года, и то одна на пятерых (т. 1, стр. т. 2, стр. 458). Вербовщики, звавшие в шпионские школы или во власовские части, были из недавних красных политруков, белогвардейцы на такую работу не шли (т. 1, стр. 236−237). Генерал Власов самочинно ездил по занятым областям без воли и ведома Гитлера (т. 1, стр. 245). При отступлении на одном аэродроме на Кубани мы оставили штабели химических бомб (т. 1, стр. 494). Бандеровцы всю войну воевали против Гитлера (т. 3, стр. 47). Победа под Москвой породила новый поток: виновных москвичей. Теперь при спокойном рассмотрении оказалось, что те москвичи, кто не бежал и не эвакуировался, а бесстрашно оставался в угрожаемой и покинутой властью столице, уже тем самым подозреваются: либо в подрыве авторитета власти (58−10); либо в ожидании немцев (58−1-а через 19-ю, этот поток до самого 1945 кормил следователей Москвы и Ленинграда).»
Солженицын нередко пишет о событиях, свидетелем которых он быть явно не мог. Но описывает так, как будто всё лично видел и все подробности доподлинно знает. То он живописует события «наверху» с подробностями разговоров Абакумова, Рюмина, Берии, Сталина (т. 1, стр. 157−160) — видимо, сам рядом со свечкой стоял. То доподлинно знает, что устно объяснили начальнику Соловецкого лагеря и что он объяснил своим помощникам (т. 2, стр. 33). Особенно интересна глава «Замордованная воля» (т. 2, стр. 585−606). Оказывается, Солженицын в это время и на воле всюду был, всё сам видел и все разговоры сам слышал. И выяснил, что основными чертами советских людей являлись постоянный страх, скрытность, недоверчивость, всеобщее незнание, общая тяга к стукачеству, предательство и ложь как форма существования, растленность души, жестокость, рабская психология. Как только из таких мразей выросли Космодемьянская, Матросов, Талалихин, Маресьев, молодогвардейцы и сотни тысяч других героев, выигравших войну? Поражает абсолютная нетерпимость Солженицына к мнению, отличающемуся от его собственного. Любого человека, кто имеет другой взгляд на происходившее, Солженицын обливает ушатами грязи. Несправедливо посаженные коммунисты сохраняют, несмотря ни на что, своё мировоззрение (т. 2, стр. 297−325) — облить! Генерал Горбатов остался верен Советской власти, сохранил коммунистические убеждения (т. 2, стр. 311) — облить! Освобождённые и реабилитированные коммунисты восстановлены в партии (т. 3, стр. 454−455) — облить! Прошедшие ГУЛАГ пишут о нём не так, как нужно Солженицыну (т. 3, стр. 477−482), — облить! С особой злобой Солженицын относится к другим советским писателям — видимо, это зависть к более талантливым коллегам. С лютой ненавистью пишет он о Горьком, Шкловском, Инбер, Катаеве, Зощенко, Ясенском, Толстом и других. Стоит ли удивляться его заявлению, что в 30-е, 40-е и 50-е годы литературы у нас не было (т. 2, стр. 585)? Понятное дело, «Пётр I», «Хождение по мукам», «Тихий Дон», «Поднятая целина», «Как закалялась сталь», «Молодая гвардия», «Василий Тёркин» и многие другие книги — это ведь не литература. А кто для Солженицына герой? Все заключённые для Солженицына — люди, несправедливо пострадавшие от «гнусного сталинского режима». Он возмущается арестом трёх офицеров-танкистов за попытку изнасилования девушек-военнослужащих (т. 1, стр. 31), горько плачет над басмачами, дашнаками и прочими бандитами (т. 1, стр. 48), а также над немецкими военными преступниками и японскими военнопленными, направленными на различные работы (т. 1, стр. 91). Читатели обязаны пожалеть расстрелянного в Ярославле полковника Перхурова — кровавого палача города в дни правоэсеровского мятежа 1918 года (т. 1, стр. 362). И знаменитого немецкого аса (бомбил Испанию, Польшу, Англию, Кипр, СССР) тоже надо пожалеть — не может он быть военным преступником (т. 1, стр. 567)! Безусловно, надо посочувствовать и человеку, который в 1942 году не выполнил приказ, по причине чего погиб полк (т. 3, стр. 432−434). И так далее, и тому подобное…
Есть ли в писаниях у Солженицына правда? Безусловно, какая-то доля правды в «Архипелаге» присутствует. Ведь были и несправедливые аресты (и даже расстрелы), и следователи-садисты, и недозволенные методы расследования, и приговоры «троек», и просто ошибки. Были исключительно сложные условия и достаточно высокая смертность в лагерях. Речь идёт не об отрицании важного явления нашей истории, а о правильной оценке масштаба этого явления. А как раз масштаб Солженицын в десятки и сотни раз раздувает. Поэтому ответ на вопрос «есть ли у Солженицына правда?» очевиден: есть, но её доля настолько мала, что никак не влияет на общие впечатления и выводы о книге.
Мораль Солженицына. Он сочувствует мечтам заключённых об атомной бомбардировке Советского Союза (т. 3, стр. 51, 394). До какой же степени аморальности надо было дойти, чтобы мечтать о подобном! И как завершающий штрих — заявление: «1947 год. Москва только что отпраздновала восьмисотлетие своих жестокостей» (т. 2, стр. 136). Таких слов достаточно, чтобы понять: Солженицын люто ненавидел не только коммунистов и Сталина, а всю страну, всю её историю, весь народ.