Им кланялся в пояс в расхристанном поле,
нательный сжимая до хруста костяшек …
ромашки, ромашки, скажите доколе
в руках погибать вам, ужели не страшен
нелепый конец в обезумевших пальцах
невежд, так желающих лёгких ответов?
С упорством они продолжают пытаться
узнать непременно о том и об этом…
Казалось бы, что им? Совсем молодые,
страданий и горя хлебнуть не успели, —
зато с наслажденьем пытают на дыбе,
склоняя к признанью озябшие стебли.
Не знали любви оглушительно пылкой,
надежду на встречу в разлуке не грели, —
зато лепестки обрывают с ухмылкой,
как пули фашистские тфилу евреев.
Не гнили в застенках, кайлом не махали,
и смерти в глаза никогда не смотрели,
но ваши глаза закрывают, что Каин,
убитой на взлёте пастушьей свирели…
Родные ромашки, простите подростков,
что цену поступкам не ведают толком.
Взрослея, научатся чувствовать остро
великое в малом, что будто под током:
улыбку ребёнка, свидание с мамой,
не прячась заплакать во время молитвы…
и кланяясь в пояс ромашке гадальной,
себя ощутить совершенно счастливым