"...Ручки тоже целуют. Но вот пока не перецелуют все что видят, они не успокаиваются, а когда перецелуют, идет по второму кругу. Идет безумная арифметика. Средний крестный ход — это 20 тысяч человек. То есть 1 крестный ход, 20 тысяч голов — это почти 199 миллионов поцелуев..."
А. Невзоров― …Я про то, что, как ты знаешь, состоялся первый полёт в как бы космос.
О.Журавлева― Суборбитальный.
А.Невзоров― Ну да, это как бы, не доходя до линии Кармана, не доходя 100-километровой отметки. Это действительно суборбитальный полет. Это действительно красиво, это эффектно, и это очень по-миллионерски. И тут же у нас возбудился, расцвел наш цветочек, наш, можно сказать, аморфофаллус, если искать аналогии среди цветочков — Рогозин и сообщил, что богатым парням в России тоже пора пересаживаться на космолеты.
И Рогозин приосанился, защелкал своим вечно несытым клювом и принялся объяснять российским олигархам с высоты, что яхты любой длины — это отстой, это вообще для мелких торговцев кругляком или бюстгальтерами, а вот ракеты — да, и что пора переходить на личные космолеты, тем самым вложившись в финансирование российского космоса, потому как строить эти частные космолеты будет группа талантливых потомков Улугбека, то есть узбеки под руководством самого робота Федора. И это вполне все действительно реально, то есть что космолеты вполне могут стать любимой игрушкой российских олигархов. Не всем, правда, нравятся космолеты с дырками.
О.Журавлева― В каком смысле?
А.Невзоров― Ну там дырки в обшивке, Оля…
О.Журавлева: А―а, которые жвачкой заклеивают. Поняла.
А.Невзоров― Но, может быть, со временем Роскосмос научится делать без дырок. Я подозреваю, что там просто в проектную документацию затесались какие-нибудь чертежи бубликов, поэтому произошло это смешение.
О.Журавлева― Это дуршлаг, Александр Глебович, там обязательно должны быть дырочки.
А.Невзоров― Возможно. А вот яхтенная гонка, которой сейчас занимаются миллионеры российские, она не выявляется победителей. Это все приелось. А космолет — это очень круто. И Рогозин не понимает только одной вещи, что они, может быть, и начнут меряться в ближайшее время, суборбитальными, по крайней мере, полукосмическими корабликами, но вряд ли они встанут в очередь к Роскосмосу, потому что даже если вдруг в моду войдут лапти, то эти лапти будут заказывать у Balmain и у Ив Сен-Лорана, а совсем не мастера Доброжопина из Клина. И точно так же, я думаю, что ракеты пойдут заказывать к Маску и в НАСА, а совсем не к Рогозину.
Есть такая очень интересная вещь. Это сильно контрастирует с ракетами, но это любопытно. Вот опять всплыла нудная, всем осточертевшая тема Николая Кровавого, царя. Причем всплыла смешно. Дело в том, что, оказывается, раз год Екатеринбурге собираются толпы обвешенных образками кликуш, фанатиков, юродивых или других людей, которые не сумели устроить свой досуг и жизнь, и они ежегодно проводят так называемый Царский крестный ход. Это из Екатеринбурга до так называемой Ганиной ямы, где по церковной легенде был прикопан царь Николай Кровавый после того, как уральские рабочие его казнили за все те художества, которые он позволял себе в своей жизни, начиная от расстрела котов, продолжая расстрелом граждан Российской империи на Невском проспекте. Но это всё церковные легенды. Мы понимаем, что это все вполне может быть не так.
И вот фанатики Николая собираются и решают идти на крестный ход. А местный губернатор, оглядев весь этот свой ряд гробов в одном морге, в другом и оценив ковидные нюансы, он твердо сказал: «Нафиг этот крестный ход, нафиг Николая Кровавого». Попы завелись, попы оскорбились, парировали, что «вы только что устроили массовое мероприятие под названием «Иннопром». Да, выставка, действительно, была проведена. На ней отзвездился премьер Мишустин. Он с очень умным видом перемещался от одного совершенно непонятного ему экспоната до другого. Но к Мишустину не разрешали прикладываться, как ты помнишь, а других икон по залу не бродило. И я бы сказал, гигиенически и санитарно мероприятие было почти на уровне.
А вот я попросил мне подсчитать на крестных ходах и на всех этих мероприятиях, что происходит с санитарией, ковидом и гигиеной. Вот я могу сказать, один крестный ход по количеству поцелуев сравним с продукцией Порнхаба за 15 лет. Это математика. Ведь там целуют все и всех. Крестоходцы целуют друг друга взасос, они все время христосуются. Они бесконечно целуют иконы, бросают своих утомленных поцелуями партнеров и идут снова целовать иконы. На привалах — это надо видеть, в этом надо разочек поучаствовать — огромные православные увесистые тетки, взопревшие, достают из лифчиков и трусов всякие заветные образки, друг другу показывают и тоже делятся благодатью, и все это целуют друг у друга в обязательном порядке.
О.Журавлева― Я думала, они только ручки целуют своим любимым священникам.
А.Невзоров― Ручки тоже целуют. Но вот пока не перецелуют все что видят, они не успокаиваются, а когда перецелуют, идет по второму кругу. Идет безумная арифметика. Средний крестный ход — это 20 тысяч человек. То есть 1 крестный ход, 20 тысяч голов — это почти 199 миллионов поцелуев.
О.Журавлева― А там еще пение, совместное пение.
А.Невзоров― Вот коронавирус, вероятно, чувствует себя как на американских горках, офигевая от скорости передачи, задорно хохочет.
Но что еще там бывает. Поцеловав всякие интимные образки и друг друга, они начинают искать что-нибудь нецелованное, обнаруживаются — набрасываются всем роем, тоже зацеловывают.
И еще есть один нюанс. Вот эта толпа в 20 тысяч человек бредет себе и бредет довольно долго. Великорецкий крестный ход идет, по-моему, несколько дней. И, как минимум 10 тысяч из этих 20 уже через три часа хочет по-маленькому, а как минимум 3 тысячи по-большому. И вот тут начинается самое интересное. Первое время их пускали к себе наивные дачники и наивные жители тех сел, которые встречались по пути крестному ходу. Но что делали благочестивцы с их бедным сортирами, даже объяснять не надо. И с тех пор их туда уже пускать перестали. Там просто заколачивают досками, вешают замки, с дробовиками ложатся, чтобы никого не пустить. Но раньше за организацию этого дела всегда бралось государство. И государство всегда обеспечивало этот крестный ход. Там всегда ехала пара скорых, обязательно ехали гаишники. А дальше ехали два КамАЗа, один КамАЗ был с колоколами, а второй — с пластмассовыми сортирами.
О.Журавлева― Ну, логично.
А.Невзоров― Которые на каждом привале разгружали и предоставляли в пользование. Но там были жуткие жанровые, душераздирающие сцены, потому что сперва собиралось несколько тысяч теток благочестивых. Но они могли только стонать, жаться и организовывать гигантские очереди, а первыми по этим пластиковым кабинкам всегда идут митрополиты, архиепископы, епископы, игумены и всякое другое священства. То есть право первого кака, оно вообще принадлежит по традициям в таких мероприятиях непосредственно попам.
И тут случаются ужасные, кстати, казусы, потому что ты знаешь, что попы бывают необыкновенно увесистые, а вот пластиковые кабинки типа «Экоалайта», там метр на метр 10, там в принципе такое существо поместиться не может. И в зависимости от вариации туда вставляют либо переднюю половину епископа, либо заднюю половину епископа. Вот когда вставляют переднюю, все заканчивается хорошо. Потом с таким звуком, как пробка огромная, его выдергивают. И всё. А если вставили заднюю, то вытащить уже очень сложно. И был случай, когда разъединить кабинку и архиерея не удалось, и он дальше крестным ходом шел с сортиром.
О.Журавлева― А разве нет никакого, извините меня, канонического специального отдельного для духовенства, украшенного самоцветами?..
А.Невзоров― Наоборот, такого нету.
О.Журавлева― Безобразие.
А.Невзоров― Привалы, они не такие длинные. И потом по толпе матушек бежит такой призыв, что «в простоте, матушки, в простоте» — это значит, что все разбредаются по кустам. То есть надо представлять себе несчастные, бедные обочины, эти лесочки после того, как по ним пройдет крестный ход. А потом еще эти пластиковые сортиры на КамАЗ снова и вперед. То есть очень пахучее мероприятие.
Власти отказали в этом сопровождении, в снабжении этими предметами быта и гигиены. И тогда почитатели Николая Кровавого решили, что они пойдут сами по себе, большой толпой и без туалетов.
О.Журавлева― Александр Глебович, простите. Объясните мне, пожалуйста. Допустим, губернатор, он обеспечивает, как все у нас региональные власти, как может, эту эпидемическую безопасность. Он имеет право запретить массовое мероприятие, если, конечно, оно не федеральное и без Мишустина. А почему, когда священство выступило с протестом, начались какие-то переговоры, уговоры: «А давайте вы сами пройдете с иконами, а все остальные… там будет торжественный молебен, а без крестного хода», еще что-то. А чего они так боятся-то? Он же губернатор, в конце концов.
А.Невзоров― Они прекрасно знают настроение, отношение Кремля. Они все вообще всего боятся. Нет существа трусливее, чем губернатор
нынешний. И поставлен впервые такой чистый эксперимент, что такое в ковидную эпоху любое скопление людей, не важно, где — на «Алых парусах», на футболе, на крестном ходе, на церковной службе. Сейчас в Японии, которая сохраняла стерильность этого олимпийского городка, собрались спортсмены, которые готовились к Олимпиаде. А там ведь политики нет, там ведь ковид считают вне зависимости от политических нужд и выгод. И там всюду идеальная аппаратура, которая все фиксирует, и там действительно идеальные тесты. И там буквально за несколько дней объявилась почти тысяча зараженных. То есть мы понимаем, что-то, что Россия сейчас уверенно выходит в лидеры по смертности, обогнав сегодня уже даже Францию…
О.Журавлева― Подождите. Последнее вроде было, что 4 место по количеству зараженных в мире.
А.Невзоров― Да, мы спихнули Францию.
О.Журавлева― США, Индия и Бразилия перед нами. А наибольшая смертность — это США, Бразилия, Индия, Мексика и Перу. И только следующая — Россия.
А.Невзоров― Да, я говорю, по количеству зараженных, потому что где зараженные, там и мертвые, Оленька. То есть понятно, что любые мероприятия, даже политически значимые, дают очень большой урожай.